Ужасно. Катастрофично. Настроения пронизывающие насквозь всю атмосферу не несут ничего убедительного и мирного, подобно буре набирая обороты с каждым порывом ветра. Словно кто-то неосторожно чиркнул спичкой по Стиллер, и теперь девушка готова стать адской мукой и очищающим пламенем одновременно, сметая на пути всякое препятствие. Что это за игра-то такая? Отзеркаливать действия мужчины, чтобы запутать как можно сильнее. Остановите землю, он сойдет. На двусмысленную фразу летит не менее туманное «отвратительный». Чудесно. И что ему прикажите с этим отвратительным вкусом Роны делать? Ах, слепые глупцы — люди. Мы не ценим момент, пока не окажемся в ещё менее завидном положении. Порицаем всю неприглядность ситуации, за которой приходит короткая ремиссия. Но мы же с вами понимаем: если солнышко засветило на пару секунд, стоит ждать появления новых туч.
— Я за честность, — Сказал, на свою голову. На самом деле это, пожалуй, было самым верным определением личности Кауффманна. Из рук вон не всегда уместная правдивость в произнесенном. Конечно, бывали случаи, когда Кристиан избегал прямолинейных высказываний, осознавая разрушительные последствия оных, однако, в основном, брюнет оставался предельно искренним. Да и где смысл привирать, даже если истина покажется самым жутким известием? Негодование Стиллер заставляет ухмыльнуться. Приятно знать, что можешь нести всякую чушь на немецком, пока собеседник рвет на себе волосы, стремясь выяснить значение услышанного. Безнаказанную чушь. Увы, секунды триумфа сменяются глубинным осознанием косяка, а последний имел место быть. Припоминаете мою идею о ремиссии? Конец ей пришел. Где-то между сдавленным дыханием, из-за того, что девушка буквально влепилась в тело, и последующим отстранением рыжеволосой, разум дает сигнал бедствия. Телефоны никто в этом мире не отменял. Онлайн-переводчики тоже. Злой план раскрыт. Собеседница оправдала самые жуткие ожидания. Мозги работают в направлении злорадства и покорения мира или, хотя бы, свержения рассудка темноволосого с трона адекватности. Такими темпами у нее выйдет война без жертв со стороны нападающих. Хотя, надежда умирает последней. На самом деле, спроси девушка, что именно значило произнесенное вслух, Кристиан бы вовсе не стал отмахиваться, крестясь и клянясь на библии, что назвал Рону сапогом или дубиной. Но дама желает выяснить самостоятельно, что же, почему не дать ей эту счастливую возможность?
Если бы мы только могли предвидеть во что выльется мыслительный процесс юной мучительницы. Кристиан бы вряд ли стоял на месте, упиваясь лошадиным спокойствием за сохранность собственной душонки. Разворачивается к двум приготовленным кружкам, будто на заднем плане не решается судьба повинной головы. Довольно механически наполняет кружки кипятком, кидая заварку в сторону мусорного ведра. Взгляд падает на увлеченное процессом лицо Роны. У нее написать это хотя бы получилось или самое время прийти на помощь? — Не приходилось замечать за собой такого, — Беря в руки кружку, сообщает темноволосый. Только китайского в его словарном запасе не хватало. Пахнет неладным, а подкрадывающееся волнение застает врасплох. И с чего, интересно, ему беспокоится, когда обдуманно шел на «обзывательство» подобного рода? Ведь дело в том, какой смысл мы вкладываем в данное слово. Если подумать, все англичане в один голос называют своих близких, друзей и даже приятелей солнышками, сладкими и прекрасными. А здесь-то что не так? Печально лишь то, что немецкий народ отличался в этой черте от далеких родственников на острове. Вы когда-нибудь встречали уроженца Германии, сыпящего комплиментами и уменьшительно-ласкательными в обыденной речи? Вот и я что-то никак не воспроизведу несуществующую картинку.
Делает глоток в момент, когда хрупкая фигура победоносно ступает напротив. Выражение лица мужчины затерялось между «что тебе надо?» и «храни, господь, королеву». Почему-то интуитивно ставит чай подальше на барную стойку, чтобы не разжать и без того слабую хватку от охватившего ужаса. Поверьте, в данной ситуации только его и ждать. Вслушивается в произнесенную роботическим голосом фразу. Спокойно. Спокойно, господин. Только не падайте в обморок. Давится подступающим смехом, издавая подобие приглушенного чиха. Опять давится, зажмуриваясь, чтобы не расхохотаться сильнее. Надо держать марку. — I'm not sure you really want to make me hear this once again, — Усмиряя истерию, выдавливает из себя Кауффманн. — И чего же, изволь поинтересоваться, ты хочешь так долго, чтобы наконец-то услышать правду? — Вопросительно изгибает бровь, задавая исключительно невинный вопрос. Не стоит доверять переводчикам. Они могут сыграть вовсе не на руку. Лучшая защита — нападение, не слышали? Но все кончилось бы слишком хорошо, если бы девушка сломалась на первой попытке уличить психолога в некомпетентности с пациентами. Поправочка, одной пациенткой. Хотя, кого это волнует? Один раз не пидорас здесь не покажется веским аргументом.
Думали, что девушка не способна добить несчастного страдальца? Увольте. Стиллер обладала даром допекать нашего героя своими выходками, а последняя войдет в список рекордов. Слух улавливает три громких слова. Спокойней. Спокойней. В этот раз не выходит. Не сдержавшись, он загибается от смеха, пропуская мимо ушей два исправленных варианта. Особенно последний, произнесенный с забавнейшим американским акцентом. Ничто не сравнится с первой попыткой донести мысли. — Прекрати, боже, прекрати, — Опираясь о кухонный стол, еле сдерживая очередной порыв упасть на пол, сообщает Кристиан. — Мой нацисткий младенец? Ты серьезно? — Выдыхает, возвращаясь в более-менее приемлемую кондицию. И кому дешевле бы обошлась фамилия на немецкий лад? Зато Рона может обновить список увиденных эмоций, что когда-либо сумел проявить господин. Безудержное веселье помечаем галочкой.
Кошмар приходит позднее. Когда тишина повисает, а разум назойливо стучит болтом по мыслям. Было бы крайне глупо притворяться, словно не уяснил сути произнесенных фраз. Конечно, можно было скинуть все на идиотический переводчик, неспособный сообщить мысль ясно. Но вы же понимаете, что это было бы еще большим фарсом, нежели все эти отчаянные попытки вести себя подобающе взрослому специалисту? — В следующий раз, просто спрашивай перевод. — Ухмыляясь, он разворачивается к забытому за приступом чаю. С кружкой в руках прибавлялось уверенности и умиротворенности, если это вообще было возможно в нынешнее мгновение. Опускает глаза на пару затерявшихся чаинок, норовивших залезть в рот. Мерзкие уродцы. Наверное, и впрямь стоило меньше поддаваться на провокации и больше думать. Самостоятельно вырыл себе глубокую яму и с превеликим удовольствием туда спрыгнул. Глаза останавливаются на рыжей челке. Чудовище — эта Стиллер. Самое настоящее. А как хотелось развернуться, сделав вид, будто ничего особенного сейчас не произошло. Принципы, они такие. Коварные. — Раз уж я за честность, — Хмыкает, вновь отставив кружку в сторону, предварительно сделав еще один глоток. Мало ли какой тайфун произойдет в следующем акте? Стоило подготовиться. — Да, ты мне нравишься. — Или вопрос про противны ли ему объятия был направлен на иного рода информацию? И последующее признание в долгих ожиданиях правды со стороны Роны тоже ничего не значило? Дорогой нацист записываем мимо кассы? Он, в принципе, потомок деревянных созданий, но умом, к сожалению, в некоторых местах не обделен. Компенсация за эмоциональную ущербность, так сказать. Генри был бы очень кстати сейчас. И где проклятого носит?

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Понимаете, бережное отношение к людям — целое искусство, до которого, ко всему сожалению, не было доступа всем индивидам на бренной планете. Порой, мы решаем для себя что-либо, не задумываясь о последствиях, о том, как это скажется на других. Эгоистично, ничего не скажешь. Но кто мы, если не большая кучка самовлюбленных идиотов, действующих по наитию и в угоду собственным желаниям? Смело ли поступил мужчина? Едва ли. Скорее до боли бездумно. И дело не в реакции девушки, и, одновременно, имено в ней. Это и впрямь был самый опрометчивый поступок, который возможно было придумать со стороны уважаемого, хотя, уже вовсе не уважаемого психолога. Словно закрыть птичку в клетке и сообщить ей, что ей надо претерпеть слюни кошки по соседству некоторое время. В конце-то концов, она ведь не кинется, что нервничать?
Вопрос о решении называть Стиллер отныне лишь уменьшительно-ласкательными существительными на немецком благополучно игнорируется. Видно, находясь в промежуточном состоянии между бессмысленным признанием и попыткой остановить дурную голову, Кристиан совсем растерял способность делать несколько дел одновременно. Один вывод: старость — не радость. И почему моментальная смена в солнечном и бесконечно злорадном выражении лица девушки не была воспринята как что-то неожиданное? Знаете, когда вам тридцать семь и вы несете несусветную чушь, которая является ещё и вашими чувствами, не удивительными станут даже ярые побуждения избить вашу проклятую тушку. Заслужили, ей богу, чего стесняться? «Невразумительно, скорее.» — Сообщает голос подсознания в момент, когда Рона заряжает устройством по дивану. И чего тут искать? Не требовалось оттенков, чтобы почувствовать очевидный укол комплекса неполноценности. Вероятно, если бы рыжеволосая произнесла последнюю фразу с любовью всего мира, он вряд ли бы изменил мгновенной реакции. Боже, девочка, неужели тебе нравится напоминать о надуманной ущербности людям? И это бесконечно раздражает. Почему, черт возьми, его угораздило влюбиться в двадцатилетнюю пациентку? Ах, простите, ей же двадцать один. Это точно все меняет! Будь девушке от силы двадцать восемь, соотношение не заставляло бы скрежетать зубами. А тут? Шестнадцать лет. Он мог преспокойно стать её малолетним отцом, если бы судьба дала шанс. Аргумент о молодом лице и бодрости духа вряд ли бы подействовал должным образом в данной ситуации. Скажу больше, скорей всего, был бы пропущен мимо ушей, как и первый вопрос Роны.
Словно он не знал. Никогда не задумывались, по какой причине, Кристиан вовсе не допекал Генри? Все предельно просто. Прекрасный друг оказался как никогда правым. Это омерзительно. Лгать, привозить её с условием, что это великое назначение вылечить несчастное создание, а затем выпаливать вертевшиеся роем мысли. Терпеть с два месяца - не бог весь какая выдержка. Можно было бы и дождаться, когда они покинут замкнутое пространство, если так чесалось немедленно открыть душу. Рука твердо сжимает холодную поверхность кухонного покрытия. Так легче. Проще сохранять безмятежное лицо, проглатывающее каждое слово, произнесенное с ошеломленным видом. Прости его, ради бога. За вранье, за воспеваемую искренность и всякое отсутствие мыслей о ком-либо, кроме себя. Хотите подвести итог данной поездки, которая, прошу заметить, только началась? Кауффманн с феерическим успехом сумел испортить ее не только близкому человеку, но и дорогой сердцу девушке. Двум редким созданиям, которые умудрялись терпеть бесконечную безэмоциональность темноволосого. — Ни в коем случае не забуду. Мы друзья. Он мне нравится. Его ждет множество новостей по возвращению, — Довольно скоро отвечает Кристиан, стремясь растворить тему в небытии или невзрачной шутке. Правда, что-то не тянет на смех. Зачем обсуждать очевидное? Ему пора лечиться, а Роне сбегать отсюда. Кстати, заявление о немедленном желании облегчить страдания Генри воспринимается двояко. Несколько секунд он мнется, чтобы дернуться следом, наговорить сто верст до небес и пообещать сгинуть с глаз долой, из сердца вон, однако, одумывается. И что тогда? Стиллер, прикажите, куковать в обществе Нормана? Было бы удивительно, если бы после такой выходки последний вообще согласился разговаривать с нашим немцем, да и девушка, вряд ли бы, изъявила отчетливое желание контактировать с Кауффманном. Пусть уносится в закат на ближайшем поезде. Это будет достойным завершением всего идиотизма, который смел разразиться на территории пляжного домика. Ах, а как все было радужно в начале.
Глаза мозолят растворяющуюся в проеме спину. Наверное, сейчас самое время развернуться и начать готовить завтрак, будто не превратил тривиальный день в сборник запоминающихся инцидентов. Мысли роем обрушиваются на стойкие плечи. Терпи, терпи, господин нацист. Сам напросился. Одно за другим, воспоминания вынимают из рукавов минуты слабости, проявления явственных симпатий и прочей детскости. Истерику на пляже, которая была вызвана легкомысленным поведением. А сейчас? Поверьте, удивление достаточно заметно, когда из-за стены вновь показывается рыжая голова, не напоминающая потерянную в смешанных эмоциях девочку. — Тебе самая дорога в театральный кружок. Я поверил, — Довольно резко скандирует брюнет. Это не облегчение. Это еще больший удар по забитому разуму. Вы, велика вероятность, поразитесь, что опять не устраивает горе-Ромео? Знаете, забавное чувство поселяется в груди и разрастается с каждой секундой. Девушка, все же, умела поражать. Безграничной добротой ко всем пришибленным личностям планеты Земля. Чудо ли, что она до сих пор готова разговаривать с Кристианом, словно он не поставил все их отношения в положение «необъятная неловкость» и «безудержный стыд». Жирную точку на разломанном на части рассудке ставит уверенный прыжок на шею. Что, простите? Скоро реагируя на произошедшее, хватает Стиллер под лопатки, чтобы та не сползла по нему ровно так же стремительно, как и кинулась. Девушка что-то бормочет, а мыслительные процессы вихрем вертятся вокруг единственного вопроса. «Что это было?» Ослабляет объятия, когда Рона стекает на грудь. Гамму чувств не передать и тысячью слов. Это что-то среднее между ненавистью к себе, порицанием собственных действий, уколов комплексов и глубокой благодарностью за прощение. Она тут определенно требовалась.
— Боюсь, он вовсе откажется пересекаться со мной где-то кроме коридоров Брайтона, — Наконец разрушая повисшее молчание, сообщает темноволосый. Успокаивается, и давит в себе обесцвеченные от лишней прыти фразочки. Хватило с несчастной собеседницы прошлых опусов головного мозга. Не так он представлял себе исход, и, увы, от этого становится только тяжелей. Кто он, чтобы уповать на лучшую концовку? Стоит радоваться, что Стиллер не ринулась собирать вещи. Хотя, кто знает, не решит ли она их запаковать как можно скорее, после завтрака? Кстати о нем. — I promised you a breakfast, — Кладет руку на яркую макушку, и, дожидаясь момента, отрывается от прижавшегося к нему комочка. Механически достает нужные ингредиенты, за которыми заблаговременно отправился вчерашним вечером. И плевать, что сожители смотрели на него как на чокнутого, желающего создать идеальную обстановку отдыха. По крайней мере холодильник был полон. И это большее, что мог изобразить из себя Кауффманн на данном этапе. Стоило понимать, что такой спектакль тронет за душу, и достал ведь. — So, pancakes or waffles? — Разворачиваясь к Стиллер, интересуется темноволосый. Голос Генри учитываться не будет. Будет знать, как шляться не пойми где и позволять другу творить несуразную чушь. Главное, вести себя, словно сегодняшнее утро ничуть не отличается от предыдущих. Может, таким образом, Кристиан облегчит страдания увязавшейся с двумя преподавателями отчаянной? Вряд ли извинения, крики какой он придурок и прочая атрибутика чем-то помогут. Да и низко как-то. Если сообщаешь такие вещи, уж, будь добр, не падай на колени и не корчь из себя жалкого щенка. В этом Кауффманну не было равных.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Тяжело существовать со скудным умом. Помните, я говорил, что Кристиана природа наделила логическим мышлением и незаурядными способностями к анализу? Забудьте. Когда дело касалось личной жизни, выяснения отношений и прочей довольно занятной деятельности, с которой люди всегда справлялись с большими усилиями, мужчина превращался в олицетворение слабоумия и отсутствия последовательности решений. Ах, последним ударом становилась атрофия всего содержимого черепной коробки, которая, как вы могли наблюдать, поспособствовала интерпретации речей Стиллер самым неясным образом. Ну, что с него взять? Был дубиной, остался дубиной. Разве что только рассмеялся что есть сил перед дамой сердца. Лучше бы оставался безэмоциональным пнем, зато наделенным разумом. Реакция девушки неизменно неожиданная. Хотя речи уже не выплескиваются яростным потоком. Что, берет пример с учителя? Лучше бы переняла у него, скажем, стремление к порядку, а не пресловутое каменное лицо, когда в душе пожар. Нет, Рона, к счастью, не показалась Кауффманну совершенно отстраненной от мысленных перипетий, однако такое хладнокровие несколько поражало.
И вот опять. Кол в сердце. Стрелу в легкие. Топором по тупой бошке. Заслуженно, вполне. Но разве это мешает сокрушаться и чувствовать? Внутри все сжимается от накатившего отчаянья, вызванного собственным придурковатым поведением. Почему-то на этот раз подсознание нашептывает волнительную мелодию, а не сокрушительные угрызения совести. Вовсе не спектакль. Настоящая, полноценная обида, произошедшая по причине невеликого IQ и эмоционального диапазона зубочистки центра притяжения. Выдыхает, упираясь руками в барную стойку. Глаза сами по себе закрываются, а веки сжимаются на долю секунды. Мгновение сомнений и колебаний. Когда собираешься прыгнуть выше предоставленных мирозданием способностей. Не умел Кристиан догонять, разворачивать за руку и падать на колени. Он всегда уважал выбор, избегая личных мотивов и эгоистичных желаний. Ведь проще наплевать на личное пространство, в угоду сиюминутному хотению. Увы, даже святые намерения темноволосого не всегда давали ценные плоды. Что теперь-то? Дверь захлопнется, а рука махнет прощальное «пока». Ни сеансов тебе, ни общения. Тут вообще ни о чем и речи быть не может. Если только... Если только ущербный герой не перешагнет великие моральные устои. Именно этим он и занимался между еле заметным вздрагиванием от тяжелого удара двери и резким выдохом. Попытка не пытка, не так ли?
Отталкивается уверенным движением от стола. Конечно, нельзя сказать, что мысли настолько же преисполненны прытью и неоспоримой надеждой на happy end, но кто мешает притворяться лучшим человеком? Велика вероятность, именно таким образом и происходят значительные изменения. Стремись перепрыгнуть голову, может, в один день достанешь до намеченных высот.
— Можно войти? — Стуча костяшками пальцев по деревянной поверхности, довольно отчетливо произносит брюнет. Ах, тяжело осознавать, что бабочки в животе были описанием собственного состояния, а незапланированным надругательством над чувствами профессора. Славно, что никто не может увидеть как заходится сердце от сменяющихся идей. Стоит ли радоваться? Или все же сокрушаться по испорченному шансу будет куда более уместней в данной ситуации? 
По крайней мере, сейчас нам предоставится шанс самостоятельно наблюдать за сценой публичной экзекуции, и плевать, что их всего двое — это уже толпа. Толкает дверь, не дожидаясь одобрения. Чудесная картина перед глазами. Распластавшийся трупик по кровати и внеплановая ледяная лавина. Тяжело сконцентрировать внимание на каком-то определенном ощущении. И колется, и болит, и хочется провалиться под землю. Дай бог определится, что сделает в первую очередь. Начинает с шага вперед. Второй. Третий. Прямо как страшная кара, надвигающаяся на пострадавшую от гениальности воздыхателя девицу. Глубоко вдохнули, теперь рассекать воздух нескладными мыслями. — Рона, — И это единственное, что выходит из всего потока. Чудненько. Давайте просто произносить имена друг друг вслух. Зато маленькая вероятность понять собеседника неверно, хотя, наверное, Кристиан и здесь смог бы выступить с отличием. Пауза в пару секунд. — Я не должен был звать тебя сюда, не предупредив. Не должен был ставить тебя в неловкое положение, как сделал на кухне. И, вообще, порой мне кажется, что мне просто нравится идти против системы. — Доля юмора? Решайте сами, лично Кауффманн пытается не сдохнуть на месте. — Если ты хочешь уехать, я не буду препятствовать, насколько это возможно. — Хмыкает. Что, боюсь спросить, он сейчас-то делает? Глаза бегают по рыжему затылку. Как чудно ощущать себя идиотом. — Хоть это вовсе не значит, что я не хочу, чтобы ты осталась. — Тело пусть и держится вытянутой струной, мышцы предательски немеют, что заставляет сесть на край кровати. Тяжело говорить членораздельно, когда перед глазами туманная пелена. Опирается одной рукой о покрывало, разворачиваясь через спину к девушке. — Если это может хоть как-то склонить тебя, то я постараюсь догонять с первого раза. — По лбу выступают несколько морщинок сожаления, стертых неяркой улыбкой. Кусает себя за внутреннюю часть губы, смотря как-то исподлобья. Отлично отдых начался, не находите? Последним, завершающим ударом будет лицо Нормана. Или, ему не стоит волноваться на счет того, как друг отреагирует на уезд Стиллер? Старо придание, а конец вы и без этого знаете.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Наверное, в какой-то момент он просто запретил себе радоваться этой взаимности, в угоду пасмурным настроениям Роны Стиллер. И это было трезвым решением. Сухим, обдуманным, так называемым, проявлением понимания и искренним желанием дать человеку задышать свежим воздухом. Не мужское это дело распускать слюни по неудачам. Если и будет чувствовать себя паршиво, пусть это происходит под покровом полуулыбки, которой Кристиан так любил осыпать девушку, когда находился в состоянии полного смятения и опустошенности. Да и не только. Кажется, это вошло в какую-то привычку всегда улыбаться, пусть и еле заметно. Хватило с них единственного откровения со стороны брюнета. Не заметили, в какое дно эти двое приехали благодаря «необходимой» правде? Стоило держать язык за зубами. Стоило не забывать, какая пропасть вас разделяет в виде опыта и лет на проклятой земле. Стоило, черт возьми, прекратить страдать наивными приступами веры в лучшее и счастье. Ничего хорошего из этого не выходит. В конечном итоге, все попытки достать до макушки дерева венчаются падением. Ветки хлыстами бьют по спине, лицу, пока ты не проваливаешься на мокрую почву. Подавленный и испуганный, будто маленький ребенок. Он и был настоящим мальчишкой. Наверное, так и не вырос, потому что строгий папочка не позволил иметь полноценное детство. И во что это вылилось? Все верно. В катастрофу глобальных масштабов.
— Me too, — Поднимаясь с кровати, быстро отвечает темноволосый. — I'm sorry for him. — Вздернув бровями, Кристиан заканчивает мысль. Вдох. Выдох. Пора бы уже исполнить обещание в виде завтрака, а то его речи подозрительно напоминают сотню обещаний впустую. И, как бы паршиво это не звучало, но ему вовсе не жаль Генри. Стыдно, что своей глупостью испортил Норману и Стиллер отдых, но вовсе не жаль. Он, в конце-то концов, не пятилетняя девочка, что не способна справиться с потрясениями собственными силами. Перетерпит, оклемается и забудет все как страшный сон. Тем более сейчас, когда они очевидно собирались разыгрывать спектакль безразличия. Надо ли говорить, что мысли судорожно перемешались в единое бессмысленное месиво? И это норма! А что бы вы делали, если бы девушка, у которой так называемые бабочки в животе от вашего присутствия, внезапно, превратилась в госпожу Ледяную Королеву? И не то, чтобы Кауффманн не чувствовал заслуженного в этой сценке, скорее, дивился, насколько чужая душа — потемки.
Выходит на кухню, а затем молниеносно возвращается на место. — Могла бы купить шоколадку? — И он серьезно. Любовь к сладкому была безгранична. Особенно в моменты печали и тоски. Бросает скорое «спасибо», скрываясь в недрах кухни. Дожидается, пока хлопнет дверь и резко выдыхает, будто все это время держал в себе тяжелый ком сбитого воздуха. Пальцы крепко опираются на холодную поверхность стола, а глаза бегают от муки к молоку и в обратном порядке. Секунда. Две. Незапланированный выдох вне очереди. Собрался по кусочкам, как вы любите это называть. Тяжелый груз отправляется глубоко внутрь, а руки принимаются за дело. Рецепт уже давным-давно отложился в голове, по сей причине, занимаясь автоматической деятельностью, мужчина дает волю беснующемуся потоку слов сознания. Звонок в дверь. «Забыла что-то? А звонить-то зачем?» Незамедлительно отрывается от процесса, выскакивая в коридор. Пару размашистых шагов, и свет проливается на светлую макушку и ее крайне улыбчивую обладательницу. Что, простите? Несколько мгновений два истукана пялятся друг на друга. Поправочка. Пялится только один. Вторая дама лишь настойчиво смотрит на друга минувших дней, ожидая любой реакции. Спустя несколько вечностей, Кристиан щурится, выгибается вперед и рожает единственную мысль. — Марина? — Гром средь бела дня. Неужели на душу старикашки не хватило событий сегодняшнего утра? Все верно. Та самая вечная боль в заднице, которую приходилось вытаскивать из цепких лап воздыхателей. Острая на язык и не скупая на физическую расправу с мужским полом. До умопомрачения ранимая и довольно злорадная девушка. Ой, пардон, женщина. Глаза ловят уверенное движение блондинки, что проходит внутрь, словно вернулась к себе домой. — Я думала, ты так и будешь рассматривать меня как явление Христа народу, — Белое пятно целенаправленно проходит в центр гостиной, разворачивается, сканируя Кауффманна. Боже, спасите страдальца из сегодняшнего дня. — Я тебе письмо на почту отправляла, когда ты сообщил, что собираешься во Флориду. Месяц как одинока, с двумя детьми и грузом отчаяния! Чем пахнет? — Взгляд улавливает как женщина дергает носом, осознавая насколько вовремя появилась в стенах домика на пляже. Находясь в параллельной вселенной, медленно закрывает дверь, проходя следом за призраком прошлого. Осознание запаздывает, а лицо до сих пор не потеряло должного ошеломления. А к вам когда-нибудь заявлялись друзья после нескольких лет редких мейлов? Цепочка бежит от человека к человеку, пытаясь ответить на вопрос. Каким образом Грейсон умудрилась найти его местоположение? Ах, да! Они ведь сняли дом у близкого приятеля её, по словам женщины, бывшего мужа. Не велико усилие выяснить адрес. — Я блинчики готовил, — Растеряв уверенность, показывает пальцем в сторону кухни. — Неужели? — Бровь ползет вверх. Дивитесь. Эти двое могли разговаривать, будто разошлись только вчера. По крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь не заикнется о насущном. — Представь себе. Подаю на развод, — Громкий фырк раздается на пол дома в момент, когда фигура валится на диван, подбирая под себя ноги и складывая щеку на высокий подлокотник. — Давай сюда свои блины, все равно некому себя показывать. — Очередной крик вечно худеющей заставляет темноволосого закатить глаза.

Пропадает на кухне, чтобы явиться через битый десяток минут с двумя тарелками в руках. Разговор ожидается быть нескорым, а оставлять голодными Генри и Рону он совсем не желал. Пришлось воззвать к высшим силам и притвориться бабулей с сотней внуков, изъявляющих немедленное хотение съесть слона. Первое, что бросается во внимание, когда Кристиан выходит к подруге, - музыкальное сопровождение. Тихий смешок прерван сиюминутной реакцией. — Что? Я просто создаю обстановку. — Наверное, это странно, воздвигать некогда разрушенный замок на развалинах потерянной дружбы. Два проклятых эгоиста. Один — утопившийся в собственном горе настолько, что не видел страданий остальных, а вторая — сбежавшая от испуга перед слабостью некогда близкого человека. Смешно и броско. Разговор ни о чем. Дети, ссоры, бытовые события и происшествия, о которых не упомянули в редких переписках. Проходит около двадцати минут перед тем, как оба находят в себе силы говорить менее отрешенно друг от друга. Сидят по-турецки, расположившись по разным краям дивана напротив. Ковыряя остатки в тарелке, брюнет чертит круги глазами по выцветшей росписи. — What's that look? — Внезапно разбивает недолгое молчание звонкий голос собеседницы. — What look? — Моментально встречаясь взглядом с Мариной, произносит мужчина. Жалкая попытка. Не на того напал. Может, с тем же Норманом это бы сработало, потому что тому было и без того своих душевных перипетий достаточно, но с Грейсон такие невинные фразочки не проходили. — I'm pretending to be fine, because I'm afraid to burden people with my suffering. That look. — Голос женщины достаточно звонкий, чтобы возвращение Стиллер оказалось как можно менее незамеченным. А стоило бы быть несколько внимательней. Секунда молчания заставляет её повторить с более уверенным напором, а заодно и пнуть его высвобожденной ногой в бок. — Holy mother of god, Christian, just let it go. You are no burden to me. Let it fucking go. — Уголки губ ползут вверх. Закрывает глаза, давясь смешком. Подавленным и побежденным. Подскакивает, складывая приборы на тарелку. Побегом пахнет. — Listen. I'm fine and you know that every time I let my face speak for myself nothing good happens. — Забирая посуду из рук подруги, сообщает брюнет. Только бы подальше от сверлящих глаз собеседницы. Если бы все было настолько просто. Уже мгновение спустя Кауффманн отчетливо чувствует, как чья-то рука останавливает его за локоть. — Just stop pretending you're invincible, because when you do, then nothing good happens. — Боковое зрение блондинки ловит движение сбоку. Оборачивается. Чудесно. Кто-то стал свидетелем не шибко ясной беседы. Мгновенная улыбка озаряет лицо женщины, предварительно посмотревшей на Кристиана и пригрозившей ему пальцем с намеком на продолжение промывки несчастного мозга. — Рона Стиллер, так? Я Марина. Давняя подруга вон того мрачного типа. Рада знакомству, — Сияя как писанная торба, она приближается к девушке и показывает пальцем на брюнета в то время, как Кауффманн оборачивает свой взгляд на явившуюся хрупкую фигуру рыжеволосой. Позабытый дискомфорт и свинец в груди возвращаются, будто никуда не пропадали за нескорой беседой. Тарелки! Спасительные блюдца позволяют пережить мелкую бурю, вернувшись к девушкам. — Если что, завтрак на столе. — Указывая себе за спину, выговаривает мужчина. Неловкость, что ты делаешь, прекрати! Одна надежда, что блондинка волшебным образом разбавит атмосферу движением и беспечностью.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Бывают в жизни огорчения. Бывает и, когда жизнь — сплошное огорчение. Определиться в какую именно категорию записывать пройденный мужчиной путь он не успел. Если судить трезво, не зацикливаясь на мелких деталях, украшающих бытие яркими красками, с легкостью можно было утверждать, что везение — явно не про Кристиана Кауффманна. Отец — закоренелый фашист. Побег из родного дома. Смерть девушки, с которой встречался на протяжении битых шести лет. Около семи лет реабилитации, а затем вечная статика. Пока не случилось катастрофы. Рыжеволосое чудовище ворвалось в повседневность, наполнив её до краев теми самыми пестрящими эмоциями и чувствами моментами. И, наверное, даже, когда её присутствие не вызывало бурной реакции в области груди, темноволосый давал себе отчет, насколько менее скучна и обыденна жизнь вместе со Стиллер. Чего только стоило их первое знакомство с испорченной одеждой и гневными взглядами в сторону сглатывающего желчь дедушки. И, как бы это назойливо не звучало, удивлять девушка его не переставала ни на секунду. Раз. Хрупкое создание бьется в истерике, выказывая всю слабость и прожженную насквозь душу. Два. Заходится в скрытом злорадном припадке, представая в виде стойкого солдатика, способного снести любые поползновения на душевное спокойствие. Не было ни золотой середины, ни надежды на умиротворенные разговоры за чашкой чая под звуки трескающихся углей. Хотя, возможно, в перспективе такое реально устроить, однако вряд ли усидчивости Роны хватит хотя бы на пятнадцать минут. Издержки шила в заднице. Ничего не поделаешь.
Никогда не утверждайте, что хуже не станет. Подруга, появившаяся из воздуха? Не шибко красивое признание? Из рук вон неясная реакция на взаимные чувства? Поверьте, когда в вашем сердце поселилось тепло, направленное на рыжеволосый кошмар, нельзя ни в коем случае давать себе шанс на выдох. Всегда ждите подвоха. К слову о нем. Стиллер прибыла. Смерть от сердечного приступа неминуема.
— Благодарю, — Довольно скоро замечает брюнет, наблюдая за переменившимся поведением. Что-то не то по дороге увидела? Мячом в голову кто попал? Провожает яркую голову взглядом, наконец обращая внимание на коробку конфет. Рафаэлло. У девицы-то чудесное чувство юмора. Как крышкой рояля по пальцам. Однако немецкий нрав не дает сдать, моментально подготавливая речь. Или это скорее вонизм характера? Решайте сами. Говорить от этого меньше он явно не станет. Не мог же он оставить без внимания столь заботливый жест? — Что же не bounty? — Аль наш выходец из Германии вовсе не райское наслаждение? Слух улавливает что-то невнятное. Останавливается. Прищуривается, вдумываясь в смысл произнесенного. Зрачки внезапно сужаются, будто ему вкололи нехилую дозу адреналина. Мозг, ты сошел с ума? Увы, к сожалению, это вовсе не голова Кристиана отдала последние распоряжения и прекратила функционировать. Ужасающие происшествия самостоятельно настигли небольшой домик на берегу океана. Стиллер, кажись, решила подвергнуть рассудок расстрелу без предупреждения. Жаль, только, в самые жуткие моменты своего бренного существования, Кауффманн перерождается подобно фениксу. Не надо так шутить.
Мгновенной реакции ожидать не пришлось. — Ты встретил девушку и не сказал мне? — Гневно всплескивая руками, довольно негодующе заявляет блондинка. — Я поела конечно, — Переключаясь на центр нынешнего интереса, женщина опускает глаза на фигуру. А вы чего ожидали? Создания, вызывавшие в друге романтические настроения, всегда являлись магнитом для Грейсон. И как он, простите, выбирает их? — Черт с ним. Такое-то событие. Я уже смирилась, что после двух беременностей, я обречена на ужасное тело. Марина. — Напоминая о своем имени, кокетливо отзывается подруга, а затем с очевидным отвращением, светловолосая косится на полуголого Кристиана. Он не рожал. Он бегал. Печальные реалии современной жизни. И, я совру, если не скажу, что маленький триумф он испытывал, несмотря на то, что женщина определенно нагоняла на себя. Не все так плохо.
Искаженное Крис режет по ушам. Нет, Стиллер семимильными шагами двигалась к тому, чтобы свести в могилу остатки сознания, которые печально завывали прощальные нотки. Постойте. Да-да, вы не ошиблись. Перерождение происходит на глазах у немногочисленной аудитории, и, скажу откровенно, это даже забавляло. Кауффманн, естественно, бревно от головы до пояса (если вы беспокоитесь о нижней части), но нельзя забывать о прекрасной способности ловить момент. Он редко упускал возможность, когда ощущал шанс всеми жилами. От смешения ошеломления, тусклого гнева и явного упоения мгновением, на его лице появляется подобие влюбленной улыбки. Почему нет, они ведь официальная пара? — Прости, отвлекся на разговор. — Целенаправленно приближается к девушке, рассматривая бледные черты лица с неизменным выражением физиономии. Столько чувств вы еще не видели. И, велика вероятность, тяжело догадаться, что на самом деле тут не происходит никакого спектакля, а лишь завуалированная представлением искренность. Однако, она у нас девочка умная. Глядишь, прозреет на счет глобальности намерений. Брови Кауффманна сходятся, придавая ему серьезный вид. Не слишком угрюмый, тем не менее увлеченный какими-то мыслями. — У тебя стружка на лице, — Уголки губ ползут вверх. Кто сказал, что мужчина не умел злорадствовать? Просто, он боялся совсем ранить бедную отщепенку. Оказывается, почем зря. Все же на этом ничего не заканчивается. Скоро тянется к щеке, на которой осталась белая крошка, заботливо убирая кусок большим пальцем руки. — Теперь отлично, süße. — Sweetie, для несведущих. Ах, сколько теплоты в одном только слове. Заканчивая выражение привязанности и новоиспеченных отношений, пару раз гладит по щеке, вскоре удаляясь резать вены в душ. Шучу. Но закатить глаза и сделать вид полный душераздирающих переживаний успевает.
Волну подхватывает светловолосое и недоумевающее создание. Скажем, в последний раз такие проявления чувств ей приходилось лицезреть достаточно давно, чтобы успеть остолбенеть, а затем ещё сильнее обрадоваться. Куда лучше, когда это сварливое существо занято размышлениями о цветах и бабочках, чем, когда все мысли посвящены разбору по полочкам проблем пациентов. На него это влияло пагубно. — Практически. Скажем, мне повезло родиться парой лет позже. — И пойти в школу на два года раньше. Не девочка вундер-кинд. Просто родителям надо было срочно пристроить ребенка. Выход, оказался, крайне садистким, но оправданным. Хотя, что-то мне подсказывает, тридцать пять — все равно старая. — Вау. Черт. Он даже не обмолвился об этом. Явно боялся, что я достану тебя расспросами, — Всплескивая руками, сообщает Марина. — Лучше бы опасался, как я солью все его тайны с потрохами, — Крича вдогонку ускользающему силуэту, говорит блондинка. Фигура направляется к столу, садясь за одно из накрытых мест. Ничего страшного. Грейсон давно смирилась, что в обществе своего друга безбожно толстеет. Разворачиваясь на Рону, премило улыбаясь, добавляет. — Думаешь он всегда был статным красавчиком? Ха. Видела бы ты, какой мне материал попался. — Издавая смешок, женщина изображает ужас на лице. Тик. Так. Ждите второго удара, когда Кауффманн закончит смывать остатки крови и переодеваться в надлежащий вид. А пока пусть терпит интервью из: Как же это случилось? — Подставляет руки под подбородок, не сводя взгляда с рыжеволосой. Даже не знаю, что хуже. Заинтригованная Марина или вызванный на дуэль Кристиан. Главное, чтобы сегодня никто не умер.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Кстати, ему было не сорок. Понимаете, когда дело заходит до такого тонкого возраста, как сорок, люди предпочитают соглашаться с ним, если цифра безбожно стремится к уже следующему десятку. А здесь? Он, считайте, тридцатилетний живчик. В скудном понимании мужчины, разумеется. Эх. Все дело в огромном комплексе, который, по-видимому, виден даже на отдаленных уголках нашей немаленькой вселенной. Тем временем фразы девушки намертво отпечатываются в голове. Это забавно. В большинстве случаев, Кристиан запоминает лишь суть разговора, игнорируя бесполезную воду, обрамляющую диалог в потребный вид. Детали не всегда играют значимую роль. Не со всеми, если говорить откровенно. Со Стиллер же восприятие в корень менялось. Это уже не были вырванная из контекста суть или краткий пересказ монотонных речей в полумраке за чашкой кофе, коими были богаты отношения с Норманом. Любое изменение, мимолетная микроэмоция становились решающими в последующих выборах. И, наверное, в очередной раз нескладная деталь приблизила конец. Поверьте, он еще получит заслуженное после того, как вторая фаза придет в действие.
Однако, не будем о грустном. Сейчас нас рассказ медленно забывает о такой фигуре как Кристиан, обращая стрелки на светловолосую даму, вдохновенно слушающую собеседницу. К слову, её ничуть не испугал и не удивил выбор закадычного друга. Дело в том, что на своем веку Грейсон исполнила, пожалуй, самые незабываемые взлеты и падения. Туда же можно было включить соблазненного профессора истории, а ему было под пятьдесят. Увы и ах. Кто мог знать. Выглядел-то молодец на все максимум сорок. Проклятье медленно стареющих личностей. — Вовсе это не оправдание. — Без доли изменений сообщает блондинка. Она даже не могла представить, какой ураган чувств проносится на территории душонки рыжеволосой похитительницы сердец старичков. — Он до двадцати лет девственником был, — Перегибаясь через весь стол, шепчет Стиллер, подставив руку к губам, словно таким образом возможно обезопасить произнесенное. Герр, вероятно, должен обладать исключительным слухом, чтобы разобрать через шипение душа и ветер на улице компрометирующую фразу. — Небось до сих пор не выкинул бабушкинский свитер, в котором прибыл в Корнелл, — Возвращаясь в исходное положение, продолжает женщина. А ведь она практически умоляла, грозилась сжечь. До чего, однако, доводит ностальгия по родным краям. Уродливый предмет одеяния становится чуть ли не тотемом для поклонения. Утрирую, конечно, но чем черт не шутит. — Ох уж эти служебные романы, — Качает головой, пуская на лицо полуулыбку. Несмотря на необъятный интерес к персоне Роны, в конечном итоге, Марина была их тех проклятых созданий, слишком сильно концентрировавшихся на своей неподражаемой личности. Мысли мгновенно улетают в сторону горьких воспоминаний юности, когда в коридоре появляется серая фигура, которая, несмотря на усмирившееся от излишних эмоций лико, будто блещет счастьем и гадостью. Чего только не делают с людьми минуты проведенные наедине с подсознанием.
Если ей хотелось узнать, то ему удалось обратить внимание на усердные крики на счет того, что Стиллер была его студенткой. Что-то девушка побоялась взглянуть правде в глаза. Вовсе не ученицей. Пациенткой, прошу заметить. Больной проникся чувствами к больной. Это в сто крат лучше фразы: герой на героине, героиня на героине. Наверное, по причине того что несет чуть больше смысловой нагрузки, если усердно вдумываться в сию ахинею. Тем не менее, он храбро переносит моральную атаку, не сгибаясь пополам в процессе возвращения в разговор, и вовсе не ползет по кафелю, сокрушаясь, насколько ничтожна его судьба, как профессора. Но Грейсон и здесь не забывает вставить свою лепту. — О! Наконец-то. Ты чуть не пропустил ту часть, когда я рассказываю, что твой первый поцелуй был в девятнадцать. — Храни, господь, несчастного фашиста. Его взгляд встречается с величественной улыбкой Марины, осознавая, что все это проклятая месть за умалчивание тайны. Как жаль, что тайна была сокрыта под семью замками и для Кауффманна. Благодарности изъявлять будем в следующей жизни. Остается радоваться, что подруга дней суровых не держала свечки, когда все эти сокрушительные события имели место быть. Вы же понимаете, за редким исключением мужская половина населения не попадают впросак в столь душещипательные моменты?
Помните, что я вам говорил о деталях, которые Кристиан записывал на подкорке мозга, чтобы ни к коем случае не забыть о них? Сейчас было одно из тех мгновений, когда помеченные обозначением «важно» кусочки мозаики начинали складываться в ясную картину. Проходит мимо накрытого стола, кидая беглый взгляд на яркую макушку. Чай. Определенно нужен чай. Пальцы щелкают по кнопке, а утихший голос дает о себе знать. — Ру, — Первый выстрел, надеюсь, достаточно впечатлил, чтобы вас заинтересовало продолжение, а оно, убеждаю вас, довольно зрелищное. — Могла бы подойти? — Пресловутая обыденная просьба. Пусть думает, что пожелает. Мало ли, безрукому неожиданно потребовалась помощь в устройстве чайника. Никто ведь не отменял внезапные амнезии? К счастью, тысячи и одного вопроса не последовало, как стоило ожидать. Не походила Стиллер на породу девушек, которые оскорбляются, когда их невзначай просят сдвинуть тушку в нужном направлении. Не скрывая полуулыбки, глубоко вдыхает. Наверное, это можно сравнить с волнением, однако Кауффманн усердно убеждает себя в обратном. Ещё не беспокоитесь за этих двоих? Пора начинать.
В привычном порядке, он сначала хмурит брови, затем опускает взгляд в неизвестность, а позднее вновь поднимает глаза на рыжеволосую жертву. Ей богу, сейчас её по-другому не назовешь. Стопы непредвиденно реагируют на прохладу пола. Стоило одевать носки, но кто же думал об этом, когда Рона во все горло кричала об их социальных статусах? — Я прошу прощения, что так скоро ушел, совсем не дослушав твою просьбу. — Да-да, господа, это момент, когда вы начинаете пугаться и осознавать, что именно не стоило произносить в потоке злорадных мыслей. Делает шаг навстречу, стараясь не тянуть кота за хвост. Мало ли. Заложница собственного спектакля сбежит, осознав, что натворила. Тянет руку, беря ладонь Стиллер, чтобы притянуть на себя. Скорее. Уверенней. Игнорируя потуги моторчика и очевидную пульсацию в висках. Они ведь обязаны выглядеть правдоподобно. Им не впервой. Вероятно, проходит лишь секунда, за которую мужчина успевает всмотреться в растерянные (предположительно) глаза, прежде чем накликать на себя проклятия всей вселенной. И да, если вы не поняли, кто-то только что исполнил самый неоднозначный первый поцелуй. Главное, чтобы девушка была достаточно ошеломлена, дабы не почувствовать неловкое усиление хватки на миг. Легкий спазм кисти, с лихвой выдающий долбящий в грудную клетку орган. Говорили же вам в детстве, не стоит играть с огнем.

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

В чем, собственно, был подвох? Считаете, ехидная половина полушария захватила пульт управления и командовала несчастным тельцем господина налево и направо без согласия остальных органов? Если бы это было простым коварством чистой воды. К сожалению, когда дело доходило до физической близости, наш святоша полагал, что она позволительна лишь с обоюдного согласия и по взаимной симпатии. Жуткий тип, я же говорил вам. Посему непродуманная просьба девушки вылилась в пресловутое исполнение веления левой пятки, если так можно назвать навязчивую идею, которая вертелась роем мыслей последние... Давайте не будем давать сроков и, пожалуй, обозначим этот период как «достаточно долго, чтобы впечатлиться». Уважаемый, на самом деле, в глубинах и потемках души сомневался, что у него получится выжить после такого очевидно-нахального поведения. Мы ждали крови, мы ждали зрелищ, мы даже были готовы на незапланированную истерику, а получили обмякшее тело, цепляющееся за части тела Кристиана, чтобы не словить носом пол. Было бы забавно, если бы он неожиданно отошел, позволив девушке спикировать вниз, однако теплые чувства и глубокое смятение внесли весомую лепту в исход. Поддерживает за локоть, всматриваясь в лицо. Наверное, это то самое безмолвное, но такой красноречивое мгновение, когда ты находишься в нервных попытках прочитать ответ в глазах человека напротив, а натыкаешься на равносильное «ничего не понимаю». Взгляд бегает от зрачку к зрачку, пока слух наконец улавливает отчетливые удары сердца по грудной клетке. Громкие. Настойчивые. Опровергающие всякую теорию, которая подразумевала, что дорожайший немец являлся воплощением замороженного нутра. Присмотритесь, ради бога. Живой, с такими же явственными волнениями и потерянным видом. Словно это тот самый первый поцелуй в списке, когда тебе девятнадцать и моторчик так тарабанит, что никого не удивит, если его выплюнут наружу. Благо, хотя бы, никаких эпичных фейлов в этот раз не было. За исключением глобальной проблемы. Они разыгрывают спектакль, который вовсе не придуманная сценка. Кажется, фильм такой недавно выходил. Иллюзия обмана. Не знакомы? Тогда, представьте, что это двухуровневая ложь, которая вытекает, при тщательном разборе, правдой. Извилины закипели? Поверьте на слово, у Кауффманна они уже визжали, будто гудок, оглашающий отправку, на старых поездах.
— Я стреляю неплохо. — Не отводя взора, приглушенно отвечает на запомнившийся из потока речи вопрос. Поздравляю, в большинстве случаев, превратить внутренний диалог Кристиана в большое неясное месиво — заявка на неординарный талант, и девушка без капли сомнений могла её осуществить. Не откажут, уверяю. 
Прыть рыжеволосого палача не знала границ. Секунда. Она обтирает руки об свитер брюнета, чем вызывает толику пронзительного негодования. У нее своеобразный фетиш с одеждой мужчины? Рвать, обливать, пачкать — вот наш девиз? Миг. Что-то шепчет. Приближается, и окончательно добивает несчастный орган, который все это время изображал мыслимые и немыслимые музыкальные сопровождения. Чудно, что нет у людей животного слуха. Велика вероятность, вся комната наполнилась бы твердыми и отчетливым бам бам бам. Вопросов, по неведомой вселенной причине, не возникает, и, как пожелала дама, никогда более не появится. Тяжелый выбор между приличием и «темной стороной силы». Увы, порой самые светлые души сгнивают под напором неблагопристойных намерений. Приходится нагибаться, и, главное, дышать, но не задыхаться. Не хватало разводить на кухне охи, да ахи, которые уж точно смутят появившуюся не вовремя подругу прошлого. Надеялись, что господин зависнет столбом, молясь, чтобы пытка поскорее закончилась? Если бы это хотя бы отдаленно напоминало измывательство над Кауффманном, возможно, темноволосый бы поразмыслил над надобностью мгновенной капитуляции. Но как-то само собой выходит упустить маячки о непристойности. Кладет ладонь на спину, чтобы притянуть поближе. Господи, была бы его воля, по щелчку пальцев никого бы в помещении не оказалось. Однако единственное, что чувствуется ярче всего, уходящее в закат сознание. Ах, нет, запамятовали. Не менее ощутимо постороннее тепло и ярые попытки смутить так называемыми «современными тенденциями». Как жаль, что нельзя остановить мгновение, чтобы выйти на задний план и полным уверенности тоном сообщить: Детка, все было придумано до тебя.
А теперь знакомьтесь с самой неподходящей для таких моментов чертой характера, которая не покажется вам чем-то новым. Когда Стиллер завершает принужденный курс обучения, голова медленно, но верно начинает возвращаться в привычный строй. Опять взгляд в глаза, будто на этот раз ответ будет куда более очевидным. Кристиан так и зависает в положении рука на талии, ладонь на щеке. Не на своих, если вы озадачены. Концентрируется на собственном дыхании, чтобы легче было подписывать смертный приговор. Это в многомиллионный раз вовсе не издевательство над ситуацией. Поверьте, если бы не благие намерения, он бы непременно уговорил Грейсон остаться здесь на ближайшие несколько часов, только бы не осознанно оставаться наедине с Роной после недвусмысленных происшествий. Ведь, давайте будем честными, когда люди целуются, оправдание вроде «все для роли» не действуют. Особенно, если учитывать, что примерила её девушка без каких-либо оснований.
— Слушай, мне казалось или ты должна была забрать детей? — Смотрит на наручные часы, отрывая ту конечность, которая касалась лица Стиллер. Приятно познакомиться, кстати. Я герр Кауффманн, и я помню, что люди должны делать, даже когда разум отчаливает от берега. — Господи! Черт! — Блондинка излишне резво подскакивает из-за стола, с завидной скоростью нацепляя на себя кофту, которую заботливо повесила до этого на стул. — Гореть мне в аду, как матери. — Целенаправленно, она двигается в сторону выхода, когда голос Кристиана вновь дает о себе знать. — Сумка. — С неизменной прытью светловолосая проносится мимо, хватая предмет, еще раз отмахиваясь в виде прощального «до свидания», и без доли сомнений продолжает двигаться к цели. — Плеер. — Издавая подобие довольного собой смешка, сообщает темноволосый. Женщина издает потуги похожие на вопль, кидая гневный взгляд на брюнета. Слоновий топот, разбивающий тихое злорадство. Рука Марины молниеносно хватает предмет, а фигура опять берет привычный курс. Шаг. Два. Разворачивается, хлопая лоб ладонью. — Oh my god, I've almostly forgotten. — Наверное, это выглядит жалко, но несчастная в битый раз плетется обратно. В этот раз Кауффманн отпускает Рону, чтобы не заставлять подругу сновать туда-сюда. Хватило короткой сценки под называнием «моя куриная память». — What a surprise! — Пусть негромко, однако вздергивая бровями, отвечает Кристиан, ловя на себе сощуренный взгляд. Встречаются они в районе коридора, когда перед глазами появляется до боли знакомая упаковка, которую в последний раз приходилось видеть больше двадцати лет назад. Улыбка не заставляет себя ждать, выдавая душевное состояние. Что, серьезно? — Я купила их, когда ездила с семьей в Германию. Помнится, ты пару раз говорил, что скучаешь по тем конфетам. Считай это неуклюжее извинение. — Темноволосый забирает небольшой пакет из рук, выдыхая своеобразным смешком, и прежде чем умудряется сказать хотя бы спасибо, ловит перед лицом выставленную ладонь. Неужели она считала, что Кристиан злопамятная сволочь, неспособная сломаться перед сладким? Пф. Купила едой. — Ничего не знаю. Да, и я вас жду на ярмарке сегодня вечером. — Выглядывая на рыжеволосую и, как ей показалось, крайне пылкую ученицу, выпаливает Грейсон. Вылетела женщина с такой же скоростью, как и появилась. Лишь оставила в руках шуршащий мешочек и неловкое молчание. Спина холодеет, тем не менее наш фашист был бы не нашим фашистом, если бы сдался под напором не шибко удобной ситуации. Размеренным шагом заходит на кухню, где имели место быть кошмарные происшествия. Кладет подарок в сторону, останавливаясь рядом с рыжеволосой. — Я что-то упустил? — Понимай как хочешь. Однако ответ на туманный вопрос его интересовал до глубины души. Или вам никогда не приходилось становиться свидетелем чьего-то замысла, который в корень расходился с предыдущими действиями?

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Безумства — они такие, любят поражать людей, заставляя теряться в нити повествования и логической цепочке происходящего. Боялся ли Кристиан за сохранность собственного места в университете? Не получить хорошей рекомендательной по окончанию работы в Брайтоне? Да и нет. Предложите ему, например, красноречивое письмо, восхваляющее все качества мужчины, он бы согласился на него ни секунды не раздумывая. Однако, спросите, стоит ли его рабочее место происходящего в стенах хлипкого домика, и вряд ли услышите отрицательный ответ, а, если быть более точными, не ожидайте сурового немецкого «не стоит». Дело тут вовсе не в трясущихся коленках за репутацию, она и гроша не стоила по-мнению Кауффманна, мысли витали вокруг взаимности, насколько бы смешно это не звучало. Да-да, умудренный опытом практически сорокалетний идиот не отличался диапазоном переживаний от неопытных дилетанток сердечных дел. Хотя, нельзя было назвать Стиллер несведущей, особенно, после изощренно продемонстрированных навыков на личном примере, так сказать. Наверное, только сейчас, пока шаг отбивал тихие удары по холодным половицам, мысли начали виться вокруг «а что если». А что, черт возьми, если это раскроется? Это ведь не утихшая через пару недель сплетня про странную девочку и приступ. То, что будет преследовать тебя через два, три, четыре года обучения. Любое знакомое лицо из прошлого не поскупится напомнить об ошибках минувших дней. Ошибках ли?
Взгляд бегает по невысокому силуэту на кухне, перед тем как приблизиться на достаточное расстояние, чтобы не изъявлять желания прекратить спектакль насовсем, но и не примыкая всем естеством. Наверное, это своеобразное приглашение определиться, чего дама желала. Чай, кофе или как в прошлый раз договорятся о встрече на завтра? И, возможно, кому-то покажется это немыслимым, а то и утопическим, однако рыжеволосая девочка нужна была мужчине куда больше, чем, велика вероятность, он ей. Сердце, знаете ли, штука крайне забавная, никогда не знаешь в какой момент исполнит непредвиденный фарс. Заставит чувствовать, когда, казалось бы, внутри издавна выжжена глубокая дыра, которую, как бы вы не пытались, не залить даже сотней шариков мороженого и сопливыми комедиями. Проклятый орган имел чувство юмора. Зашиваешь пустоту внутри, рьяно стараешься наконец-то вернуть утраченную чувствительность, а он капризно не желает забиваться в волнении. Отстучит пару неровных ритмов, и вновь затихнет. А что же тут? Колотит, словно впервые ощущаешь тепло в груди. То ли закатываться в хохоте, то ли плакать навзрыд. Поди разбери, что уместно в таких ситуациях.
Глупо полагать, что он совсем не видит очевидного смятения, и ровно на столько же глупо уповать, что Кристиан сможет решить эту дилемму за девушку. Увы. Не сегодня и не сейчас. Потому что он вовсе не её психолог вне стен кабинета. Если честно, на миг ему вообще не хочется вспоминать о том, что их будет ждать после. Хотя, наверное, все же не на миг. — Не за что тут извиняться, — Хмыкает, издавая смешок. — Можешь называть меня котиком, сколько душе угодно. — Надеюсь, вы не забыли, с кем имеете дело. Или Кристиан — не Кристиан, если не вспомнит маленькую деталь, что намертво запала в душу. Такого на своем веку, к сожалению, мужчине видеть не приходилось. Слух ловит внезапный переход на «ты». Забавно, как, на первый взгляд, ничего не значащее изменение становилось той мелочью, за которую цепляешься, будто за ответ на все вопросы. Рыжая голова тычется в свитер, совсем не видя расползающейся по лицу улыбки, а в глазах возникает немая просьба. Забыть. Наплевать, что будет, когда неделя кончится. Пренебречь обязанностями перед обществом и миром. Хотя бы на короткую неделю сделать вид, словно так и должно быть. Не бояться будущего, не думать о надоедливом завтра. Тем не менее, на то она и немая, чтобы остаться закопанной в потемках разума. Не в праве мы просить о таких подарках. Ему дано лишь надеяться, что происходящее для Стиллер имеет такую же значимость, как и для него.
— Тебе нужно лишь спросить, — Потому что, когда ломаешь последнюю стену господина, ничто уже не является тайным для завоевателя, если девушку так можно было назвать. Он бы и самостоятельно аккуратно разложил провалы своего бытия, если бы только Рона изъявила желание выслушать исповедь великого лузера. Пожалуй, личность Кауффманна была прекрасным доказательством превращения гадкого утенка в, скажем, худо-бедно среднестатистического представителя расы лебедей. An open book. Вот, чего добилась рыжеволосая истязательница рассудка. Лишь прикажи открыть нужную страницу, и он тот час начнет свое повествование без доли сомнений. И это, черт подери, видно в каждом его движении. В приподнятых уголках губ и руках, что легли за спиной Стиллер. Оно было очевидно и до разыгранной сценки молодой пары. В попытках поправить волосы, топоте по пирсу и искреннем ужасе при виде последствий своей неосторожности. Он бы все отдал, чтобы быть чуть более экспрессивным и менее язвительным. Уметь молчать, когда тебя не просят вставить свою лепту и не выверять свой образ до мельчайших деталей. Наверное, тогда бы он заслуживал эту девушку хотя бы наполовину. Но, чем только черт не шутит. Взаимность, по всей видимости, та ещё комедиантка. Эти смятенные настроения были непривычны и в корне неясны. Здесь он добился, пожалуй, невозможного. И с чего вдруг Роне волноваться? Тычется носом в лицо, вызывая бурю эмоций. Непривычно видеть, как балансирующее между гневном и разливающейся по помещению радостью создание, неожиданно, хмурит брови. Неужто заразилась от педантичного вонизма? — Look. I'd read your story before we met, but it's only now that I can say: I know something about you. — Губы сжимаются в тонкую линию под гнетом нахлынувшей лавины чувствительности и опасений. Никто не хочет закончить с разбитым сердцем. Даже самые ледяные на вид индивиды. Пускает улыбку обратно. Привыкай, несчастная. Влюбленный дурак способен на большее. Дело в том, что мысли возвращают к одному пункту их чудесной беседы. He is the good guy she is in love with? Взгляд бегает от одного зеленого огонька к другому. По вискам стучит утихомирившимся волнением. В голову приходит бессмысленная идея объяснить что-то дарованным человеку языком, но так же скоро пропадает. За последние несколько часов Кауффманн удостоверился, что ко всему прочему не был способен выражаться вербально, не доводя собеседника до истерики. Бревно по всем параграфам. Ладонью по щеке. Славно, что теперь это нельзя завуалировать надобностью роли. Нет больше никакой молодой пары. Только неуклюжие идиоты, творящие несуразицу. Делает шаг вперед, прижимая девушку к кухонному столу ровно так же, как она его совсем недавно в порыве «обнимите меня». Да, мы решили говорить языком жестов, потому что изо рта ничего, кроме блеяния не вылетает. Дико ли? Возможно. Особенно, если прислушаться к голосу общественного мнения. Целует, проводя черту под искренностью исполненного шоу. Настолько ли разные? Пусть они стоят на границах поколений. Чуть-чуть пораньше и они бы могли числиться в одной категории, чуть позже, и разница была бы непреодолимой. Но важно ли это, когда их ощущения неразличимы? Открывается. Глаза в глаза. Могла ли Рона Стиллер стать частью его жизни? Смешно. Or being terribly important doesn't imply being a part of his life?

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule

Начинать что-то новое всегда страшно. Мы боимся ошибиться в первом впечатлении, опасаемся того, что нас начнут судить за распахнутую душу и нас бросает в жар от одной мысли, что чувства не окажутся взаимными. Сделать шаг вперед всегда тяжелее, чем выбрать путь к отступлению. Он просчитан до мелочей, каждая деталь в нем выверена и сотню раз проверена. Кто станет бежать навстречу неизвестности, когда есть пусть приевшееся, но довольно уютное прошлое? Одни лишь влюбленные безумцы способны на такие опрометчивые поступки, и, ко всему сожалению, кажется мужчина недавно записался в ряды слабоумных. Поверьте, он как никто другой мог понять её чувства. Видите ли, вы можете прочитать что угодно, вдуматься в любые диагнозы, однако вы не сможете разглядеть там человеческую душу. Вы будете узнавать последнюю по кусочкам. В непредвиденном гневном всплеске руками, в наполненном эмоциями колесе из-за того, что главный мучитель оказался спасительным кругом, в нелепой просьбе обнять и ранящих непродуманных оскорблениях. Чьи-то заметки на полях медицинской карты никогда не откроют вам спектр граней чьей-либо личности. Сухими словами не описать живое существо, и только время позволит увидеть настоящее лицо стоящего перед вами.
Он не был невидимым зрителем, когда надламывался рассудок, не слышал и не знал криков и слез, вырывающихся раздирающей на клочки болью. И, наверное, оно к лучшему, как бы ему не хотелось оказаться в каждом воспоминании и пережить его вместе с ключевым персонажем немилого сюжета. Вовсе не по причине того, что испугался бы неприглядного зрелища, не сомневайтесь, на душу Кристиана тоже выпадали события, заставляющие падать на пол, погибая в безмолвном крике. Это было к лучшему, потому что у них был незапятнанный чистый лист. Пугающий и, одновременно, дающий непомерное количество надежд и финалов. Зависели они только от двух далеких и настолько же близких созданий. — At all? — И то, что должно было вызвать укол под ребра или прикрытую обиду, заставляет ухмыльнуться. Всматривается в лицо девушки. Близко. Настолько, что дыхание наконец-то сбивается. Еле заметно, чуть слышно. Тем не менее эффект передан. Опускает взгляд вниз на подбородок, а затем возвращает обратно. — Какой твой любимый цвет? — Ни капли стеснения. Словно это самый ожидаемый вопрос, который темноволосый мог бы задать в данной ситуации. Проходит несколько секунд, прежде чем он пытается опередить лишние уточнения. — С чего-то же надо начинать. — Детский сад? Отчасти. Но знание любимого цвета никогда не помешает. Не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда вы мечитесь между выбором зеленого или оранжевого браслета и как на зло не можете вспомнить который из двух вызывал рвотный рефлекс. С такими вещами не шутят.
Это странно. Непривычно ощущать чьи-то руки перебирающие волосы, давящие на шею. Кристиан совсем не подходил под описание существ, неспособных прожить и дня без прикосновений, объятий и поползновений на чужое пространство. Всегда на расстоянии вытянутой руки. Своеобразная защитная реакция организма. Чтобы не приходилось потом лечить разбитое сердце и покалеченное сознание. Знаете ли, Кауффманн терпеть не мог незнакомцев в воображаемой зоне «не приближайся ко мне». На дух не переносил знакомства на одну ночь и плевался от понятия «выгодных приятелей». Наивно, конечно, но, наверное, в таком возрасте это уже не лечилось, если лечилось вообще. Что же теперь? Боюсь, если Стиллер не попросится обниматься, побежденно склонив голову, брюнет приползет самостоятельно. Хотя это все предупреждения на будущее, а оно, на удивление, плотно сокрыто под туманными перспективами. Когда вы решаете идти против системы, несмотря на весь пафос выражения, надо быть уверенными в твердости намерений, и, пожалуй, насколько серьезной была для Роны эта ситуация, мужчина так и не определил для себя. Он видел искренность, слышал сбитые постукивания сердца в хрупком теле и замечал незнакомую ранее скованность в каждом движении. Читает мысли, заскакивая на кухонную столешницу. По крайней мере, можно свалить все на отсутствие стыда и совести у современного поколения. Черт подери, ему не меньше остальных знакомы новые технологии, популярная музыка и прочая ересь, которая приписывается молодым и перспективным. И почему его безбожно пихают в лигу уходящих в закат? Хоть волосы изорви, все равно ничего не изменишь.
Когда она сидела становилось несколько проще. Вовсе не приходилось сгибаться в три погибели, чтобы дотянуться до лица. К слову, нести несуразицу девушка не перестала. Однако, это не стало поразительным или неожиданным. Рона, она такая, обольет вас грязью и стереотипами, и про себя не забудет. Чудо, а не человек. — Well, it would be incredibly stupid to judge someone you fell in love with, — Или это было не очевидно последние пол часа? Опять улыбка. Черт, да вы только посмотрите, их за день больше дюжины можно насчитать, пора начинать писать блокнотик с перечнем личных рекордов. Она что-то говорила про отсутствие Генри и пагубное влияние? Стоит напомнить аль будет неуместно? Броские комментарии сознания безжалостно выключаются. Только не сейчас. Взор падает на задравшийся кусок юбки. Нехорошо. Рука моментально возвращает ткань на место, и дело не в педантичности. Просто кто-то заметил эти тщетные попытки упрятать ноги как можно сильнее. Грех не помочь, если вы понимаете, о чем я. — And I would never let myself do such thing. — Потому что за всю свою жизнь он уяснил. Либо вы принимаете человека полностью, со всеми ненавистными вами деталями, либо ищите другую ущербную душу для выказывания симпатий. Третьего варианта не дано, либо я поверю, что есть на свете идеальные творения. Жмется к щеке, бродя взглядом по окну за спиной девушки. Кто бы мог подумать, что первый день во Флориде обернется такими сокрушительными событиями?

Подпись автора

D I F F E R E N T   M I S S I O N ,  D I F F E R E N T   S C H O O L
i got only one rule