I would swim the Paladin Strait without any flotation,
Just a glimpse of visual aid
of you on the other shoreline
[indent]С четверга поместье Сэлвинов погружено в звенящую в ушах тишину. Изредка слух может уловить жужжание мошек, скрип старой половицы или чей-то далёкий приглушённый вой. Стоит Аларику различить последний, с остервенением он прижимает подушку к ушам, зажмуривается и вслушивается в нарастающий крик внутреннего голоса. Он не в силах разобрать путающиеся вспыхивающие обрывками мысли, но ему и не нужно. Всё, что он просит от собственной головы: не дать ему услышать раненый плач матери. Проходят часы, прежде чем Аларик позволяет себе вновь прислушаться к дому.
[indent]А потом всё повторяется по кругу.
[indent]Он почти не пересекается с родителями. Изолированный, будто от всей Вселенной, Аларик скитается по пустым коридорам, не в силах отворить дверь в комнату, ставшую эпицентром семейной боли — открытой гниющей раной на счастливом портрете, написанном с прошлого Рождества.
[indent]Пенелопа Сэлвин. Расцарапанная подушечка пальца чертит имя мёртвой сестры, выгравированное в золотую раму. Нарочно Аларик вдавливает его посильней, издевательски радуясь пронзающей руку боли. На мгновение его тело берёт верх над сердцем. Он может сделать вдох, он может не чувствовать свинцовую парализующую его тяжесть. Пока вскрывшаяся ранка путает его голову, переманивая всё внимание на себя, он может остановиться.
[indent]Рваным движением он одёргивает ладонь прочь, прежде чем испачкает картину прыснувшей каплей крови. Морщась, Аларик шикает и уходит прочь от места преступления. Последнее, что нужно его матери — калечащий себя второй ребёнок.
[indent]Он сделал достаточно.
[indent]Он.
[indent]Ужасающая когтистая мысль впивается в мягкую хрупкую кожу, сдавливая горло извивающемуся в панике сознанию. Если он позволит себе прислушаться к громыхающему за спиной голосу достаточно, он не уверен, что выстоит лицом к лицу перед правдой. Трусливый выход в один конец. Следом. Аларик одёргивает себя раньше, чем логическая цепочка начнёт отсвечивать единственно верным выбором. Он может позволить себе халатность к собственной жизни. К остальным? На их долю выпало достаточно трагедии, чтобы пополнять копилку раньше времени и необходимости.
[indent]Его мать просто не переживёт.
[indent]Ясная, как раскат грома среди безоблачного летнего неба, мысль выдёргивает его крепкой хваткой из трясины покалеченной головы. В момент, когда Аларик слышит её так чётко, как если бы давний обеспокоенный друг сжимал его ладони, сидя напротив, он находит в себе силы взять перо и ответить на письмо Римуса.
[indent]Ему удаётся выдавить несколько ёмких слов: «Я бы очень хотел, чтобы ты был здесь. До понедельника», — в надежде, что их будет достаточно, чтобы пролить свет на вбитую в вековой мрамор константу: блуждая даже в самых тёмных закоулках своего сознания, он всегда ищет его голос. Не столь важно протянута ли ему рука или едва различимая в тумане спасительная ниточка, виляющая в сторону бликов света, этого хватает, чтобы дожить до вечера воскресенья; и Аларик поднимается на борт Хогвартс-Экспресса, отыскивая своеобразное умиротворение в призраках декораций школьной суматохи.
[indent]Не дрогнувший ритм жизни замка Сэлвин находит почти забавным. Его мир разрушен под основание, пока весь остальной продолжает бежать дальше. Торопиться на пробный экзамен, волноваться за результаты, вздыхать о законченных каникулах и искать соскучившиеся лица школьных приятелей, чтобы болтать до последней секунды перед звонком. Возможно, в другой версии своего запоздалого возвращения он бы поступил именно так и отыскал бы знакомые лица ещё ранним утром…
[indent]Аларик прячется в прохладе слизеринских подземелий до тех пор, пока стрелка часов не выпроваживает юношу прочь в живой суетящийся мир. Он готов вынести взволнованный взгляд своих друзей, но всей школы? По спине Сэлвина пробегается неприятная холодная дрожь. Он понимает: обычно люди хотят как лучше. Только вот ему хватит одной неаккуратной фразы, и стоическая статуя мальчика, держащая небесный вес своей боли, разобьётся о пол на тысячи мелких кусочков. Он не хочет. Не будет. Последнее, что Аларик Сэлвин себе позволит — это поделиться со всем миром тем, что происходит за границей его отрешённого прохладного взгляда.
[indent]Виляя среди полупустых коридоров, он молчаливо благодарит каждый раз, когда Римус поднимал занавес и впускал его за кулисы исследованного вдоль и поперёк замка. Несмотря на новую непривычную трость и слабое желание торопиться, Аларик ухватывается взором за последний входящий в классную комнату силуэт за минуту до закрывающихся дверей.
[indent]Минута. Сэлвин дарит себе последние секунды тишины прежде чем громкий невоспитанный мир затопит его тихий островок одиночества. Он вслушивается в угасающий за дверью шум, и в момент, когда десятки ног превращаются в глухой профессорский шаг, толкает последнюю грань, прячущую его от внешней действительности.
[indent]— Прошу прощения, профессор.
[indent]Он почти удивляется тому, как естественно звучит его голос, не издавший ни звука со вчерашнего вечера. Взгляд Сэлвина методично фиксирует стоящего около доски учителя, отказываясь подвергать себя испытанию посторонней жалости. Боковое зрение улавливает рыжее пятно, и сжатое в строгие тиски сердце Аларика делает первый спокойный удар. Его глаза находят Лили Эванс. Затем Мелиссу. Маккинон. Блэка. Пустое место. Поттера.
[indent]— Проходите и присаживайтесь, Аларик.
[indent]Его глаза упираются в оставленную свободной парту. Впервые Сэлвин решается посмотреть ниже макушек однокурсников и встретить единственный не представляющий потенциальной опасности поднятый на него взгляд. Его губы трогает едва различимая улыбка, отзывающаяся тяжестью в солнечном сплетении. Он опускается на соседний от Римуса стул, стараясь создать как можно меньше шума, и тратит пару секунд, прежде чем смотрит на него второй раз. Теперь уже намеренно.
[indent]Аларик не издаёт ни звука, застывая в немой благодарности. Он бы пережил и один — в дальнем углу классной комнаты, где его не найдёт ненужное беспокойство людей, которые могут выбирать как сильно потеря семьи Сэлвинов тронет их. Но он не хочет пережить, так же как и не хочет делать это в одиночестве. В его арсенале возможностей нет опции не чувствовать свербящую дыру, оставленную Пенелопой, каждой клеточкой тела; не оставаться с ней тет-а-тет то большее, о чем он бы не посмел просить и всё равно почему-то получил.
[indent]Он заставляет себя улыбнуться во второй раз, надеясь, что на этот раз его попытка донести собственные чувства окажется удачней. Одними губами Сэлвин произносит беззвучное: «Привет», — зная, что ещё мгновение, и отведённые им три секунды внимания будут обрублены просьбой перевернуть лежащий перед ними пергамент. И он тратит их, не отрываясь от пронзительного карего взгляда Римуса. Безуспешно он пытается поговорить с ним одними глазами, но лишний раз убеждается — он умеет читать его мысли не лучше, чем передавать свои собственные.
[indent]А ведь он хочет так много сказать.
[indent]Голос профессора сокрушается в ушах Сэлвина. Их три секунды кончились.
[indent]Аларик неслышно вздыхает и отворачивается, повинуясь просьбе прочитать пробные вопросы. Он читает их. Снова, и снова, и снова, только чтобы убедиться, что они там действительно есть. Его ладонь сжимает и разжимает перо. По классной комнате раздаётся характерное шуршание льющихся на бумагу мыслей. Аларик вновь смотрит на расплывчатые предложения и чувствует, как в животе что-то переворачивается, когда сидящий по его правую руку Римус уставляется на его неподвижный профиль, очевидно задаваясь тем же вопросом, что и он сам.
[indent]Что с ним?
[indent]Сэлвин стискивает челюсть до тех пор, пока виски не сводит от боли. В надежде дать застывшему телу достаточный разряд, чтобы сдвинуться с мёртвой точки, он терпит так долго, как может. С трепетной осторожностью Аларик опускает перо сбоку от пергамента и с неизменной медлительностью подхватывает тяжелую голову в ладони. Он не реагирует на окружающий мир до тех пор, пока затихшее перо Люпина не сменяется скрипом стула по половицам. Едва двигаясь юноша замечает, как фигура Римуса покидает помещение и в очередной раз опускает глаза на бессмысленный набор слов, смотрящий на него с бумаги в ответ. Последнее, что он фиксирует — это лёгкое прикосновение ладони Эванс.
[indent]Аларик приходит в себя, когда взволнованный голос профессора пробивает звуковой вакуум безграничной тишины его сознания. Инстинктивно он извиняется, не уверенный в чём именно он провинился — в конце концов, кто-то сэкономит время на его копии. Подписав своё имя, Сэлвин отдаёт не тронутый пергамент, не чувствуя должного укола совести. Какое это имеет значение сейчас? Волноваться за результаты пробного экзамена в разрезе недавних событий кажется ему апогеем абсурда. Наверняка Ада Эйвери волновалась. И как? Помогло?
[indent]Сэлвин дёргается с места раньше, чем подступающее к горлу раздражение успеет обрести отчётливые формы. Его отсутствующее лицо меняется в то мгновение, когда за поворотом появляются мантии с красными воротничками — едва ли забывших тут что-то, кроме него.
[indent]— Привет, — он хмыкает, прикрывая глаза и качая головой.
[indent]Конечно же они здесь. Конечно же ждут его. Как показали последние недели, граница между детской враждой факультетов уже давным-давно не имеет никакого значения, и он может положиться на каждого из столпившейся перед ним кучки лиц. Первым — с неизменной закономерностью — в него влетает Лили Эванс, и прежде чем взволнованный взгляд пронзит его насквозь, Аларик бормочет, что с ним всё в порядке, а исписанное воспоминаниями ночи четверга тело — всего лишь ссадины и отсутствие желания напрягаться с залечивающей мазью.
[indent]Всё точно порядке. Честное слово.
[indent]Непривычные прикосновения и голоса с разных сторон незаметно сотрясают почву под ногами Сэлвина. Он недостаточно привычен к большинству, чтобы узнать их с точностью швейцарского механизма. Кроме одного. Тепло ладони Люпина он, кажется, чувствует затылком, врезаясь в неё, словно в единственную опору между ним и падением назад на лопатки. Ему требуется парочка мгновений, чтобы сориентироваться среди шума всеобщих попыток подобрать верные слова и найти его не только спиной, но и взглядом.
[indent]Его словно ударяет в грудь, и воздух, который должен быть в лёгких, застревает посреди горла. Он вновь посреди экзамена, вновь цепляется за него глазами, балансируя между паникой и подступающим волнами чувством вины. Аларик почти готов поверить, что Римус чувствует его внутреннее напряжение и оттого отмахивается от толпящихся вокруг ребят, отправляя их на обед.
[indent]Аларик спрашивает раньше, чем понимает, что ждёт весьма определённый ответ:
[indent]— Ты точно не голодный? Я всё равно хотел выйти… — он осекается раньше, чем закончит свою — весьма очевидно — ненужную мысль, — Хорошо. Тогда, может… не хочешь прогуляться куда-нибудь? Мне всё равно куда, — почти всё равно.
[indent]Очередная не нарочная ложь. Ему не всё равно; и провожая уходящие прочь гриффиндорские макушки, Аларик ловит себя на мысли, что меньше всего на свете хочет оказаться посреди шумной гостиной или столовой. Краем глаза он смотрит на Римуса, прикидывая свои шансы на успех. Десять к нулю — ни больше, ни меньше. Он готов делать свои ставки, что Люпин не проникся любовью к столпотворениям за неделю его отсутствия.
[indent]Неделю.
[indent]— Я отсутствовал семь дней, а ощущение, что это было в другой жизни, — отзывается Сэлвин, неспешно шагая плечо к плечу с Римусом, — Я надеюсь, что ты понимаешь: последнее, что я хотел — это пропадать с лица земли, — бормочет юноша, хмурясь собственному голосу.
[indent]Не то что бы у него был выбор. Или… Аларик инстинктивно сжимает неприятную на ощупь рукоятку трости. Если бы он настоял, если бы он не побоялся разбить сердце матери, возможно, с Пенеловой бы ничего. Рваный вдох. Сэлвин обрубает зародыш под самый корень быстрее, чем его голова сумеет придать проклятой мысли осязаемую форму.
[indent]— И отвечать так, будто экономлю чернила, — выплёвывает он, нарочно переключая сознание на человека рядом.
[indent]Ему достаточно короткого взгляда на Римуса — не злится. Тем лучше? Увы. Долгожданное умиротворение не приходит к Сэлвину даже в тот миг, когда он осознаёт: друг не проклял его за спешное исчезновение и несвойственную немногословность. Кажется, он вообще не проклинал его ни секунды, и всё, что он прочитал в письме днями раньше — не фрагмент воспалённой фантазии Аларика, приукрасившей действительность, чтобы тот не съехал с катушек раньше времени.
[indent]Друг.
[indent]Он затихает весь оставшийся путь, прислушиваясь к мягкому шуршанию их ботинок по гравию и траве. Неуклюже Аларик перебирает тревожащие его сознание мысли, так и не осмеливаясь озвучить ни одну из них вслух. О некоторых он не хочет говорить сам. О других? Ему не хватает смелости представить, что это может иметь значение, несмотря на всё, что произошло после.
[indent]Сэлвин вспоминает, что он не один в момент, когда они оказываются вдалеке от школьной жизни, посторонних глаз и, может показаться, всего мира. С заботливой аккуратностью он отставляет трость к дереву и замирает на пару мгновений, собирая те остатки храбрости, которые в нём были.
[indent]— Это подходит. Спасибо, — говорит он негромко, осматриваясь вокруг.
[indent]Он стоит ещё пару секунд, а затем разворачивается и, удивляясь тому, что Римус не так далеко, как он себе представлял, осторожно шагает в его сторону. Он поднимает на него взгляд, не произнося ни звука, и несмотря на неизменно мягкое лицо Люпина, чувствует знакомые тиски в районе солнечного сплетения. Ещё полшага. Аларик почти спрашивает может ли он его обнять, но забывает, что должен открыть рот на полпути по траектории. На секунду его сердце падает в живот, но стоит ладоням юноши напротив замкнуться за спиной Сэлвина, последнее забивается в другом, уже привычном беспокойстве.
[indent]Не рассчитав силы он впивается в ткань одежды Римуса так крепко, словно невидимая сила тянет Аларика прочь от волшебника. Между несильными порывами ветра он слышит собственный не нарочно громкий выдох и неуклюже утыкается лбом в его ключицу, зажмуриваясь. Он всё ещё тут? Всё ещё не пытается выбраться из сдавливающей мольбы не отталкивать его прямо сейчас? Он не знает, как много времени ему требуется, чтобы заговорить, но когда Сэлвин находит в себе силы на речь, его закрытые в белые костяшки кулаки ослабевают.
[indent]— Римус, — слегка приподняв голову, он старается не думать, как ему сводит живот от заполняющего всё пространство запаха прижимающего Аларика к себе юноши, — Я хотел поблагодарить тебя за письмо. Я не знаю, как долго бы я рассматривал потолки своей спальни, если бы не оно. Я не знаю, как… передать словами то, как мне это важно. Но это важно. Очень, — неохотно Сэлвин отступает на полшага назад и на свою погибель поднимает глаза к горизонту, отпуская Люпина из объятий.
[indent]Он готов поспорить, что Римус видит, как он цепенеет и давится собственными лёгкими. Наверняка он выглядит неловко. Или виновато. А может и всё вместе. Но в какой-то предсмертной храбрости Сэлвин остаётся стоять в полный рост и упрямо смотрит в его карие глаза, боясь, что если он позволит своему взгляду путешествовать по лицу юноши, тот выдаст его быстрее, чем Аларик успеет остановиться.
[indent]— Я хотел спросить тебя, — начинает Сэлвин и тут же хмурится, — Или даже, — он зажмуривается, нервно хмыкает и прижимает ладони к лицу, будто пытаясь стереть сумбурные мысли, — Я хотел извиниться, — кивая собственной голове, он наконец роняет руки вдоль тела и позволяет себе посмотреть на Римуса, — За всё, что произошло в библиотеке. Если бы я мог, я бы сделал всё возможное, чтобы это никогда… — Аларик запинается, уставляется в Люпина и дёргает бровями, замечая в его лице что-то, что совсем не должно там быть.
[indent]Он встряхивает головой в отрицании и инстинктивно дёргает ладонь к груди волшебника, выплёвывая неуклюжую мысль прежде, чем она успеет превратиться во что-то, чем не являлась.
[indent]— Чтобы это никогда не произошло. Чтобы ты не пострадал из-за моей неосторожности. Я бы никогда не ввязался в эту чёртову авантюру, если бы знал, что она закончится… так, — он бросает на него испуганный взор, словно поймал фарфоровую вазу на полпути к каменному полу, — Но я пойму, если после всего, — очевидно ссорясь между словами и собственным выражением лица, выдавливает из себя Аларик, — что-то изменилось, — волшебник осторожно роняет ладонь, давая Люпину пространство от своего нервного вторжения, — Так вот… Я хотел спросить: что-то изменилось? — он пытается посмотреть волшебнику в глаза, но вместо этого упирается взглядом в его плечи, чувствуя, как шумящее в груди сердце ухает в ушах так громко, что в последних начинает звенеть.
[indent]Наверное, Аларику Сэлвину стоило подумать насколько он готов услышать его ответ в своём нынешнем состоянии, но светлая мысль заботы о собственном здравомыслии приходит слишком поздно. Да и разве ему может стать хуже? В свете всего это даже выглядит своеобразным экспериментом о глубинах человеческого отчаяния и неожиданно пробитом двойном дне.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Мир то и дело впадает в молчание, словно невидимая рука великана накрывает его плотным куполом. Ещё мгновением раньше Аларик вслушивается в проминающуюся под маленьким каблуком брусчатку, морщится от несильного порыва прохладного ветра и внимательно ловит каждую перемену в интонациях Римуса, скачущих по октавам; и в следующую секунду всё умирает. В нос ударяет неприятный запах железа, в ушах начинает предательски гудеть, а близкий тёплый голос Люпина становится едва различимым гулким эхо. Он прикрывает глаза, нарочно концентрируясь на единственной ниточке, тянущей его обратно на поверхность.
[indent]Осторожный смех Римуса хлопает раскатом грома по барабанным перепонкам. Аларик вздрагивает, как если бы его дёрнули за шкирку. Порывистый вдох. Он косится на Люпина исподлобья, словно его вот-вот поймают с поличным. Следующий порыв ветра по шее кажется ему холоднее, и Сэлвин тянется кончиками пальцев к краю воротника, чувствуя ледяную испарину. Его знобит? Он не успевает начать поиски ответа, отвлекаясь на брошенную невзначай шутку.
[indent]Юноша мгновенно хмурится.
[indent]— Я бы никогда не стал так делать, — он толком не знает говорит ли он это вслух или бубнит себе под нос, но в сказанном Аларик не сомневается.
[indent]Сколько бы времени ни прошло, состоялся бы их разговор в библиотеке, были бы они до сих пор друзьями или нет, он бы никогда не стал наказывать Римуса за то, как прошла весомая часть его школьного года. Да и ещё так по-детски. Откуда Люпину было знать? После неудачного признания Аларик больше не набрался храбрости заговорить о любых своих чувствах — неважно, тёплых или раненных. Ему хочется верить, что если бы он выдавил из себя нужные слова вновь, Люпин бы не проигнорировал их дважды. Он бросает на него беглый взгляд. Нет, точно нет.
[indent]Сэлвин вновь и вновь цепляется за эту мысль, как за спасательный круг посреди бури. Так же, как цеплялся за письмо. Так же, как цепляется за их объятие, длящееся неприлично долго и обрывающееся слишком быстро. Он смотрит на Римуса почти виновато, борясь с ярым желанием извиниться за непрошеное вторжение. Не похоже, что тот против. Только вот Сэлвину не избавиться от шипящего шёпота собственной головы, готовой обвинить его в пользовании ситуацией. О, нет, ему ведь так невыносимо горько, разве можно отталкивать его сейчас? Аларик еле сдерживается, чтобы не сморщиться от вырисовывающейся в сознании картинки.
[indent]К счастью, голос Люпина вынуждает его оставить себя в покое.
[indent]Поможет ли. Сэлвин хмыкает себе под нос, осторожно возвращаясь в воспоминания прошлой недели. Он даже не может сказать в какой день он увидел конверт с письмом на рабочем столе в спальне и как скоро поднялся, чтобы заглянуть в его содержимое. Пару часов? Несколько суток? Все его воспоминания после четверга слиты в один нескончаемый проклятый день, ровно до тех пор, пока десяток скачущих по пергаменту предложений не вытаскивают его силой обратно — в мир, где жизнь не остановилась. Туда, где несмотря на боль, трагедию и беспробудный мрак, есть что-то, ради чего Сэлвин готов собирать себя по кусочкам, лишь бы иметь возможность почувствовать на себе тёплый взгляд Люпина вновь.
[indent]— Ты не представляешь насколько мне это было важно, — очередная попытка дёрнуть уголками губ чуть выше, чем может.
[indent]Он чувствует едва различимый укол совести. Ему бы хотелось дать ему чуть больше, чем полуулыбки, граничащие с ужимками; встряхнуть себя, как следует, за ворот рубашки и перестать напоминать пустую раковину человека. Он старается. Искренне старается собрать всё, что в нём осталось, в подобие претензии на Аларика Сэлвина и встретить весь их разговор с широко расправленными плечами.
[indent]Увы.
[indent]Он не находит в себе ни намёка на хвалёное мужество тех, кто смотрит правде в лицо. Сердце Аларика сжимается и, кажется, замирает, стоит ему выплюнуть мучавший с той секунды, как они покинули библиотеку, вопрос. Ему приходится прикусить собственный язык, чтобы не попытаться забрать вылетевшие слова обратно. Нет, наверное, он не хочет знать. Наверное, он лучше останется в неведении и вернётся к этому, когда быть живым перестанет быть созвучным с выжженной дотла душой.
[indent]Несмотря на протестующее сознание, время не поворачивается вспять. Стоило ожидать — не сказать, что Вселенная сильно жаловала протесты Сэлвина к происходящему. Скорее наоборот, на каждую просьбу в небо, она, будто на зло, делала в разы хуже. Спасибо, что их не поразило раскатом молнии посреди чистого неба?
[indent]Впрочем, голос Римуса действует сродни. Аларик смотрит ему в глаза, чувствуя как пульс набирает обороты, и поджав губы, растеряно встряхивает плечами. Думал ли он? Да. Сказал бы он с уверенностью изменилось ли что-то или нет? Едва ли. Последние месяцы происходящее за непослушной копной кудрявых волос превратилось в подобие непостижимой энигмы, и когда Сэлвину казалось, что всё наконец-то встаёт на свои места, Римус в очередной раз делал поворот на сто восемьдесят и шарахался от него, будто хромота волшебника была по-настоящему заразной.
[indent]— Хорошо, — выплёвывает Аларик, игнорируя тревожное давление, сдавливающее его горло.
[indent]В секунду лицо Сэлвина меняется с беспокойства на недоумение.
[indent]— Не хорошо? — его бровь взлетает вверх и тут же падает.
[indent]Ему не нужно опускать взгляд, чтобы определить, что именно вызывает лёгкое покалывание в грудной клетке. Он чувствует тёплую ладонь Люпина, накрывающую его собственную, и больше не находит сил на могильный юмор. Взгляд Сэлвина упирается в карие глаза напротив и не двигается, сужая весь мир до стоящего напротив человека. Он только и успевает, что сделать короткий вдох и нахмуриться, качнув головой на бестолковое предположение Римуса — если Аларику можно так думать, это не значит, что ему тоже.
[indent]А потом Люпин разгоняется, и проснувшееся возмущение смывает волной... всего остального.
[indent]Каждое следующее слово падает, сотрясая почву под ногами Сэлвина, сильнее, чем предыдущее. Искренность за искренностью, короткие фразы, срывающиеся с губ Люпина, ударяют его под дых, вынуждая юношу бестолково ловить воздух маленькими вдохами. Это похоже на финальный залп травмированного сознания. Если бы не наэлектризованная от прикосновения Римуса ладонь, он бы наверняка решил, что бредит наяву, что последнее испытание судьбы всё-таки добило те остатки здравого смысла, которые он донёс до своих семнадцати лет.
[indent]Он только что посмотрел...
[indent]Сердце дёргается в истерике от секундной мысли, мелькающей в голове Сэлвина. Он привык бороться с чёртовой картинкой, где он двигается навстречу, будто та была предвестником драконьей оспы, но теперь, когда он позволил ей остаться чуть дольше, чем на мгновение, его взгляд ползёт вниз, застывая в точке, вобравшей в себя все причины проблем с дыханием. Наверное, только поэтому Аларик не переспрашивает его, когда слышит «люблю» и своё имя в одном предложении. Он читает это по губам и замирает, словно его окатили ледяным душем.
[indent]Его пульс становится настолько громким, что ему едва удаётся разбирать бегущие неугомонной газетной строкой слова Римуса. Хватит говорить так много. Слишком. Слишком много. Но Римус Люпин даже не пытается сжалиться над своей жертвой, игнорируя предсмертные потуги Сэлвина вдохнуть полной грудью.
[indent]Он приходит в себя лишь на короткое мгновение, когда размытый страх оказаться худшим кошмаром острого обоняния Люпина почти обретает физическую форму. Всё же не воняет — Аларик даже справляется с тем, чтобы изобразить худо-бедный смешок и размазано улыбнуться. Про-нес-ло. Зато не проносит со всем остальным.
[indent]Он не скажет в какой момент панический трепет превращается в нарастающее ощущение тяжести в груди. После первого, второго, третьего извинения? Сэлвин больше не пытается улыбаться. Он прожигает лицо Люпина пронзительным взглядом и с каждым новым извини дышит всё быстрей. В носу вновь запах железа.
[indent]Не сейчас.
[indent]Не в самый важный момент.
[indent]Аларик замечает, как ладонь Римуса начинает двигаться прочь и, прежде чем тот успеет отпустить её совсем, остервенело цепляется за неё, как за последнюю надежду дослушать его до конца. Мир начинает глохнуть, голос Римуса начинает глохнуть. Он делает очередной глубокий вдох, выталкивая своё сознание обратно на поверхность — как можно дальше от вбитых во внутреннюю часть век фрагментов ночи четверга. Там, он не может сделать ничего. Здесь? Здесь у него ещё что-то осталось.
[indent]— Римус, — его голос звучит спокойно, аккуратно, как если бы пять минут назад прозвенел будильник, и Сэлвин вошёл в его комнату, чтобы осторожно разбудить его.
[indent]Он разжимает пальцы, отпуская его ладонь, только чтобы подойти ближе и, взяв лицо Люпина в руки, заставить его встретиться с тем упрямым, ранимо-прямым взглядом, что вырывается из него помимо воли.
[indent]— Мою сестру убили волшебники. Не оборотни, — тихо, холодно констатирует Аларик, — У них были человеческие лица. Они говорили человеческими голосами. На небе не было полной луны. Случись оно в субботу ночью — это было бы трагедией. Но это? Это было преднамеренное и умышленное убийство, — грудь Сэлвина вздымается от каждого следующего вдоха, и может показаться, что ещё чуть-чуть и в глазах юноши полыхнёт ненавистное пламя.
[indent]Вместо этого ставшие резкими черты лица Аларика вдруг смягчаются. 
[indent]— Римус, ты... ты самый дорогой мне человек во всём этом... — он дёргает плечами, — Точка. Я никогда, слышишь, никогда не стал винить тебя за то, что ты — это ты? Я что, простите... ебнулся? — тряхнув головой, жмурится и хмыкает Аларик, — И ради Мерлина, больше никогда не ставь себя в одно предложение с теми, кто разрушил мою семью, — его ладони чуть ослабевают, сползая к горячей, в сравнении с его ледяными пальцами, шее Римуса, — Я думал, что у тебя нет проблем с причинно-следственными связями, но, — он перекладывает руки к груди волшебника, опуская взгляд на них и хмурясь, — судя по всему я тогда за одно с Пожирателями Смерти? Мы клуб с ними делили, между прочим. Да и чистокровней меня надо ещё поискать, — вздёрнув бровями, хмыкает Аларик.
[indent]Он выдерживает короткую паузу.
[indent]— Я понимаю, что это не одно и то же самое, — говорит он серьёзней, — но идея, надеюсь, понятна? — дёрнув на него вопросительной бровью, заботливо фыркает юноша.
[indent]Сэлвин замолкает.
[indent]Он знает, что не закончил говорить, как знает, что в воздухе всё ещё висит решительный вопрос Римуса. И он хочет ответить. Он даже открывает рот, чтобы продолжить, но из него не выходит ни единого звука. Аларик смотрит на свои ладони, едва касающиеся тёплого свитера Римуса, замечает, что затихшее сердце вновь стучит в висках, и застывает, парализованный собственным страхом.
[indent]Тихая, незаметная идея, ускальзывает от его беспристрастного фильтра, и успевает дать свои разрушительные плоды. Как сильно разобьёт ему сердце Люпин, если, приоткрыв ширму того, о чём просил, он разочаруется и вновь оставит его наедине с тишиной? Бескрайной всепоглощающей тишиной, мучившей его десять месяцев, делавшей маленькие засечки на сердце Сэлвина, пока то не дало сбой в самый неподходящий момент.
[indent]Сейчас.
[indent]В едином порыве Аларик отшатывается от тепла, от поддержки, от держащего его якоря, и рвано выдыхает. Не так он представлял себе свой ответ, но тело Сэлвина, кажется, не планирует консультироваться с желаниями своего хозяина. Волшебник чувствует пронзающую виски боль и отворачивается в сторону быстрее, чем её причины дадут о себе знать.
[indent]— Ты уверен? — наконец выдавливает он усилием над собой.
[indent]Очередной неровный вздох. В бестолковой попытке выглядеть хотя бы вполовину жалко, Аларик дёргает подбородком вверх и сжимает скулы.
[indent]— Я слышал всё, что ты сказал. Я понимаю, как глупо это звучит. Но я не могу не переспросить. Ты точно уверен? Потому что я не смогу пережить эти десять месяцев ещё раз, — его голос ломается, несмотря на все старания.
[indent]Вопреки всем ожиданиям, Сэлвин чувствует, как тепло возвращается где-то в районе плеча. По его спине вновь бегут мурашки, и где-то здесь юоша сдаётся притворяться, словно он ещё что-то может из себя изобразить.
[indent]— В лучшие дни я думал, что тебе просто всё равно, и наша дружба не оказалась достаточной, чтобы ты просто сказал мне «нет». В худшие, — по его телу расходятся цикличные волны дрожи, отражающиеся в интонациях, — я думал, что тебе было стыдно, или противно, или, — он замолкает, задыхаясь вырывающейся наружу волной эмоций.
[indent]Лишённый всяких остатков внешней непоколебимости, Аларик наконец поднимает ладони к своему лицу и растирает солёные дорожки прочь.
[indent]— Я не прошу тебя клясться мне в вечных чувствах. Я знаю, что это так не работает. Я просто прошу тебя учесть, что я не умею делать вещи наполовину, и если я в чём-то, то я в этом с головой, — говорит он тише и тише, мозоля почву под ногами.
[indent]Он выдерживает короткую паузу, кивает своей мысли и оборачивается на него, нелепо улыбаясь.
[indent]— Но если это, — очерчивая себя с головы до ног небрежным жестом, выдыхает Сэлвин, — действительно то, что ты хочешь, я был, есть и буду здесь. Глазки на приз, дорогуша, — то ли смеётся, то ли всхлипывает Аларик, — Потому что я тоже тебя люблю, Римус Люпин. Если ты вдруг не заметил, — затихает юноша.
[indent]Несмотря на громкие удары сердца, ему вдруг становится в разы спокойней. По крайней мере, он не сможет обвинить себя в том, что не был честен до самого конца. А выбор, что с этим делать, уже давно не в его руках.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Сколько он себя помнит, Аларик представляет любовь, как старый поношенный пиджак, собирающий пыль в дальнем углу гардеробной — вобравший в себя слишком много воспоминаний, чтобы от него избавиться, но давным-давно потерявший тот сверкающий блеск новизны, подстрекавший хвастаться им каждому встречному.
[indent]Он думает о своих родителях. Аларик никогда не обвинит их в отсутствии любви, и всё же в их словах и прикосновениях есть что-то механическое, усталое. Обязательственное. Любовь — это долг. Обещание. Что-то о преданности, верности, об общем счёте в Гринготтсе и о распределении семейных уик-ендов на год вперёд, потому что два карьериста в доме — прямой билет на поезд в одиночество. Вероятно, потому Аларик Сэлвин и растёт, не торопясь окунуться с макушкой в странное безжизненное чувство. Едва ли ему хочется планировать совместный бюджет в тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. Как, впрочем, и называть любовью то, что изображают его сверстники.
[indent]Все эти драматичные хлопки дверьми, хихикающие ужимки за спиной, слёзы, сопли, обиды — весь эмоциональный хаос, напоминающий бурлящий котёл с испорченным зельем, готовым вот-вот взорваться, забрызгивая собой всё вокруг. И так каждый месяц. По-новой. Будто не хватило в первый раз. Если когда-нибудь ему придётся перечислить всё, что не любовь — вот оно. Весь чёртов список.
[indent]Иногда он вспоминает лето пятого курса. Его и тот самый разговор, давший искру неожиданному желанию доказать то ли самому себе, то ли всему миру — с весьма определённым лицом и фамилией — что Аларик Сэлвин прекрасно понимает, что такое любовь, и как её правильно выбирать. Это дружба, это спокойствие, это абсолютный комфорт, который, может быть, не заставляет сердце трепетать, но охраняет последнее невесомым прикосновением объятий привычного и знакомого. Он был готов бороться за это своё определение с остервенелым упрямством.
[indent]Поделом.
[indent]Тем забавней осознавать сколько раз он пытался дать форму малознакомому чувству, помещая его в слова, придумывая его противоположности, чтобы так ни разу и не попасть в цель. Всё это время Аларик Сэлвин смахивал пыль с торчащего на поверхности булыжника, не заметив поглощённые землёй и временем горы под ногами.
[indent]Любовь — это всё, что он когда-либо чувствовал, всё, о чём он рассуждал, всё, на что кривил носом, зарекаясь никогда не; и всё оно, помноженное на каждый пропущенный удар сердца от прямого взгляда карих глаз, сосредоточено в имени одного единственного человека: Римус Люпин.
[indent]Хотя, конечно, едва ли Аларик способен разобрать свои мысли на этот счёт прямо сейчас.
[indent]— А то есть сравнение меня с подарком тебя устраивает, так и запишем, — с широкой улыбкой выпаливает Сэлвин в крайне неудачной попытке отвлечь своё сердце от предсмертных потуг в бесконечном ожидании вердикта.
[indent]Наверное, будь у него возможность, он бы так и продолжил отшучиваться на каждое слово Римуса в жалкой надежде, что ему не сделают больно. Матерится? О, он ещё не так может. Сошёл с ума? Пусть попробует не спать несколько суток подряд, и он посмотрит, как тот заговорит. Хотя?
[indent]Хотя?
[indent]Мысленная строка Аларика обрывается в ту секунду, когда вместо голоса Люпина он чувствует тянущий его навстречу рывок. От неожиданности глаза Сэлвина распахиваются чуть шире, пока слух еле улавливает что-то о причинах сумасшествия человека напротив. Увы, подумать об этом как следует у него уже не получается. Его накрывает волной, появляющейся из ниоткуда и выбивающей из под ног всё, что Аларик Сэлвин считал за твёрдую почву.
[indent]На мгновение весь звук окружающего мира схлопывается до тоненького звона в ушах. Словно всё, что было до, прервало своё существование, и теперь Вселенной нужно несколько секунд, чтобы отстроить реальность заново. Ту самую, где губы Римуса касаются его собственных, где его тёплое дыхание обжигает участки кожи, распространяясь роем мурашек вдоль позвоночника, где нетерпеливые требовательные прикосновения отмечают места, больше не принадлежащие одному Сэлвину. Дюйм за дюймом, касанием пальцев за касанием, он оставляет на нём карту воспоминаний, доступную только им двоим.
[indent]Аларик начинает чувствовать своё тело за пределами сантиметров, которых касался Римус, не сразу. Постепенно юноша находит свои ладони, стягивающие ткань его свитера так, будто тот его последняя надежда не утонуть, задохнувшись громыхающим в груди сердцем. А задыхается он с каждой новой попыткой быть храбрым: ответить ему соизмеримым движением навстречу, зарыться пальцами в кудрявых волосах и притянуть Люпина ближе, начиная замечать за собой незнакомую необходимость находиться рядом. Не плечом к плечу. Не в периферии.
[indent]Кто бы ему рассказал, что в один прекрасный полдень Аларик откроет в себе доселе невообразимую нужду чувствовать человеческое тепло ближе, чем на расстоянии руки. Не зря Люпин назвал его сумасшедшим. Он действительно поссорился с прежними ориентирами, потому что, расцепляя ладони за шеей и позволяя Римусу отвоевать немного личного пространства, он замечает еле слышный голос сопротивления. Он не хочет его отпускать. Он согласен, если они навсегда застынут в этом моменте и не сдвинутся отсюда никогда.
[indent]С трудом Сэлвин договаривается с собственной головой не бороться с движением вперёд. В конце концов, без него у них не будет никакого будущего; а, Мерлин свидетель, Аларик надеется и верит, что оно у них обязательно будет. Сэлвин глубоко вздыхает и, наконец встречаясь взглядом с Люпином, сбито улыбается ему. Он даже не хочет думать, как сильно заметно его прерывистое, спотыкающееся дыхание, как очевидно горят его щёки. В искреннем порыве сгладить свою неловкость, Аларик открывает рот, но запарывает идею на полпути.
[indent]С его губ слетает звонкий, оживлённый смешок.
[indent]— Сказал, как отрезал, — задирая брови, он по-дурацки улыбается и смотрит Римусу в глаза.
[indent]Внимательно он вслушивается в сбивчивые интонации Люпина, и впервые за всё время, позволяет себе принять мысль, что происходящее между ними так же важно для юноши напротив, как и для него самого. Несмотря на плывущую перед глазами картинку и общее состояние неполного опьянения, Аларик нарочно концентрируется на лежащей на сердце Римуса ладони, бежит взглядом по его лицу от глаз к губам и обратно. Он отмечает шумящий пульс под подушечками пальцев, достаточно громкий, чтобы пробиться даже через ткань свитера. Его лицо трогает тёплая улыбка от осознания, что его худшие кошмары — результат трудолюбивой фантазии и подростковой тревожности. Если ради этого стоило ждать десять месяцев, он подождёт ещё столько же. С тактичной пометкой: спасибо, что всё-таки больше не надо.
[indent]— На меня не смотри, я даже не буду пытаться. Я ничего не могу, — негромко сокрушается Сэлвин, смеясь и роняя ходящую ходуном голову в ключицу Римуса, чтобы позволить себе отдышаться, пока в ушах повторяется лаконичное: не отпускать ни на шаг.
[indent]Пожалуйста, не надо.
[indent]Потому что впервые за бесконечную череду слившихся воедино суток Аларик чувствует себя живым. Он чувствует своё сердце, истерично гоняющее кровь по усталому корпусу. Чувствует тёплые лучи солнца на коже, теряющиеся среди другого тепла, напоминавшего пожар местного масштаба мгновениями раньше. Он чувствует хрупкий маленький голос надежды, что когда-нибудь он переживёт ночь четверга и окажется на той стороне длинного чёрного тоннеля, в котором существовал всё это время. Может быть, не сейчас, не сегодня. Может быть, даже совсем нескоро. Однако это первый раз, когда Аларик готов позволить себе мысль: это не навсегда.
[indent]Почему? Без единой запинки он перекладывает все причинно-следственные связи на плечи Люпина — рядом с ним он позволяет себе надеяться.
[indent]Голос Римуса выдёргивает его из короткого забвения и вынуждает Аларика поднять голову, встречаясь с ним взглядами. Он улыбается осторожно, будто беспокоясь, что спугнёт волшебника напротив, если будет слишком открыто радоваться упоминанию слова «любовь» в его отношении. Выходит неубедительно. Сэлвин кусает себя за внутреннюю сторону щеки в бесполезной попытке остановить тянущиеся в разные стороны уголки губ и мгновенно сдаётся.
[indent]— Как будто бы пора уже привыкнуть, что «в полной жопе» — это у нас регулярно повседневное, — хмыкает юноша, косясь на него исподлобья с аккуратным вызовом.
[indent]Если подумать, как следует, то Аларик не вспомнит тот день, когда сложив их, казалось бы, смышленые головы вместе, они получали искомый результат. Взять хотя бы прошлые выходные. Они просто искали место, где Сэлвин смог бы доварить своё зелье, а закончили с вековыми артефактами на руках и Пожирателями Смерти на хвосте.
[indent]Неприятный непрошеный укол на мгновение выбивает юношу из колеи, отражаясь лёгкой растерянностью в глазах. Усилием Аларик концентрируется на голосе Люпина, отказываясь возвращаться в реальность, где внешний мир существует, так быстро.
[indent]— Обещаю сделать всё возможное, чтобы думать о чём-то кроме было как можно тяжелей, — он вдруг дёргает бровями, — Так или? — Сэлвин подмигивает и заметно приосанивается, нащупав почву в чём-то, в чём он может с ним соревноваться, — Мерлин, теперь мне даже жаль, что пора устных докладов прошла. Я бы хотел посмотреть на то, как ты пытаешься не думать, — зажевывает ухмылку волшебник.
[indent]Он помнит, что это работает в обе стороны. Просто Аларик Сэлвин достаточно тупой, чтобы всё равно сделать, по-детски радуясь своей пакости, чтобы потом влепиться лбом в ответный порыв и, лежа в капитуляции, сказать похоронное: всё равно того стоило.
[indent]Впрочем, наверное, ему стоит взять свои слова обратно. Хватает единственного беглого взгляда Римуса в точку, куда вписались его губы минутами раньше, и Аларику моментально плохеет. В хорошем смысле. С вопросительным интересом юноша наблюдает за движением Люпина к висящей на шее цепочке и ненарочно хмурится — с недавних пор на нетронутом золотом корпусе появилось несколько маленьких засечек. Сэлвин собирался их убрать, но когда взялся за палочку, не нашёл в себе решительности стереть ещё одно напоминание о том, что произошло ночью в четверг. В странном бессмысленном желании сохранить даже самое маленькое воспоминание, что коснулось Пенелопы, он выбрал — лучше пусть он утопает в нескончаемых волнах горечи, чем её не станет совсем.
[indent]Не считающиеся с хрупким душевным равновесием прикосновения Римуса сбивают Аларика с мысли так же быстро, как та успевает зародиться. Недоумевая, Сэлвин опускает взгляд на открывающуюся крышку и ещё растеряннее смотрит на Люпина, стоит тому присвистнуть какой-то своей мысли. Он ждёт чего угодно — только не ледяного душа осознания, неожиданно окатившего его с ног до головы, стоит юноше напротив приоткрыть занавес того, зачем ему понадобилось узнать время. Глаза Аларика распахиваются шире обычного. Трансфигурация. Уроки. Они всё ещё в школе.
[indent]Он зажмуривается, морщит нос и тихо вздыхает. Ему нужно несколько секунд, чтобы распрощаться с возможностью находиться рядом с ним без посторонних вмешательств, однако последующие слова, произнесённые как бы между делом, прерывают подготовку Сэлвина в её зародыше.
[indent]Аларик снова ловит его взгляд — с тем редким, но до боли знакомым бесовским огоньком в глазах Люпина.
[indent]Чёрт.
[indent]Чёрт, чёрт, чёрт.
[indent]С тем же ритмом сердце Сэлвина понимает, что его чувства — это не движение с верхушки вниз, не убывающая геометрическая прогрессия. Их становится больше, ему становится хуже. Римус бросает ему маленький вызов, и тот мгновенно падает в копилку причин, почему юноша напротив заставляет его чувствовать столько чувств одновременно.
[indent]— Знаешь, — щурясь, он заметно задумывается и, хмыкнув, несколько раз кивает, — Я думаю, что ты даже можешь ответить на этот вопрос без моей помощи, — он ждёт загорающегося света в глазах Римуса недолго, — В последний раз я был там с тобой, — смеётся Сэлвин, вспоминая бесценное лицо маленького Люпина, явно не ожидавшего, что его новый знакомый окажется сумасшедшим — а ведь всё было на виду с самого начала, — Ага. Тот самый, — он замолкает на пару секунд, роняя взгляд в пол, а затем вновь смотрит ему в глаза, по-тёплому улыбаясь, — Мне нравится находить в некоторых событиях своеобразный символизм. Наша дружба началась за мойкой котлов, — Аларик чувствует, как к щекам приливает кровь, но продолжает, — Я не вижу более подходящего способа отпраздновать некоторые, — он тихо прокашливается, явно давясь сердцем, — изменения в наших отношениях очередной мойкой котлов. Тем более, раз ты говоришь, что хочешь совсем другого, — держась за ладонь Люпина крепче, он склоняет голову и надеется, что не добьёт себя своей же фантазией, — потому что я хочу то же самое.
[indent]Мир в который раз начинает плыть. Буквально.
[indent]— Только я бы не отказался куда-нибудь присесть, — перехватывая переносицу пальцами, он растирает её несколько раз и, наведя фокус, объясняется чуть тише, — Потому что сказать у меня от тебя голова идёт кругом я могу в буквальном смысле. Она правда кружится, — смеётся Аларик, стараясь словить взгляд Люпина с надеждой, что он поймёт, что и в метафоричном тоже.
[indent]Нехотя он выпускает ладошку Римуса из своей и, недовольно ежась от обволакивающей нагретые участки кожи прохлады, осторожно шагает в сторону разросшегося за их спиной дуба, где осталась его новая трость. Неспешно он сползает вниз — к земле, и на мгновение Сэлвин успевает забеспокоиться, что ненарочно создаёт между ними расстояние, о котором никто не просил. Правда, тревожный ком рассасывается ещё быстрее, чем начал зарождаться. Боковым зрением Аларик видит траекторию движение Римуса, а в следующее мгновение чувствует его сбоку.
[indent]Затем на своём плече.
[indent]Затем под своей рукой.
[indent]С губ Аларика слетает сдавленный смешок, следом за которым он упирается щекой в макушку Люпина и зарывается ладонью в непослушные волосы. Жаль, правда, если Римус надеялся дождаться тишины, последней в груди Сэлвина не наблюдается. Его сердце вновь даёт о себе знать, разгоняясь от проскользнувшей мимо мысли. Ему очень хочется вновь его поцеловать.
[indent]Но вместо этого Аларик прикрывает глаза и позволяет себе попробовать привыкнуть к чувствам, которые вызывал в нём завалившийся на него юноша. К непривычной тяжести на грудной клетке. К напряжению в солнечном сплетении. И — к пугающе естественной мысли, что он всё ещё способен хотеть чего-то нового.
[indent]— Римус, — полушёпотом зовёт его Сэлвин, словно это его любимое слово, — Спасибо.
[indent]Может показаться, что он чего-то ждёт, но на самом деле Аларик просто собирается с мыслями.
[indent]— В моей голове тихо впервые за... Я не помню, когда в ней было так тихо в последний раз, — бормочет волшебник, — Видимо, весь шум переехал этажом ниже, — его смущённую улыбку слышно сквозь слова, — Как тебе там? Не громко? — открывая один глаз, то ли виновато, то ли ехидно косится на волшебника Сэлвин.
[indent]Ненавязчиво, беспокоясь потревожить умиротворённый вид Римуса, он то перебирает, то вновь запускает пальцы в копну кудрей. Ему так часто хотелось потрогать его за волосы раньше, что теперь не пользоваться случаем выглядит намеренным упущением всех шансов. Он косится на него снова, чтобы убедиться — никто не против, и позволяет себе ненадолго потеряться в тишине, в их близости, в детском удовольствии трогать Люпина, когда вздумается.
[indent]— Кстати, — оживляется Аларик, вынуждая каждого из них опереться на что-то, кроме друг друга.
[indent]Он смотрит на него, заметно тушуясь от собственного вопроса.
[indent]— Как ты не оглох, когда я нервничал рядом с тобой? Твой слух, — кивая в сторону Римуса, объясняется юноша, — Я понимаю, что вежливость и такт украшают человека, — он морщится, поджав губы, — но я никогда не поверю, что меня не было слышно. Вечеринка в прошлую пятницу. Этот проклятый факультатив. Римус, — он улыбается, роняя голову вниз и прикрывая глаза, будто так будет проще воспроизвести детали — не проще, он видит их так ясно, как если бы это происходило прямо сейчас, — Ты сидишь по правую от меня руку. Лили то и дело издевается и смотрит мне в глаза, — он поднимает взгляд и кривляет французского гостя, — больше пяти секунд. Это было похоже на пытку. Ты... ты ведь услышал? — спрашивает Сэлвин, позволяя сидящему рядом волшебнику приоткрыть занавес над тайной пропущенных остановок сердца.
[indent]Его хватило на сколько? Десять? Пятнадцать минут? Его глаза принимаются путешествовать по деталям лица Люпина, пока Аларик пытается бороться с навязчивыми мыслями, усугубляющимися вместе с напоминанием об исключительном факультативе от Бруно с розочкой. В его взгляде вспыхивает едва заметный огонёк, готовый превратиться в нечто осязаемое, если дать ему кислорода.
[indent]Один. Сэлвин смотрит на Римуса и выглядит так, будто смеётся над какой-то шуткой между ним и его собственной головой.
[indent]Два. Дыхание сбивается.
[indent]Три. Четыре. Аларик прикусывает внутренний уголок губы, подозревая, что человек напротив уже понял в какую игру он решил с ним поиграть.
[indent]Пять.
[indent]Шесть?
[indent]Это выглядело легче со стороны. И всё же Сэлвин осторожно смещает центр тяжести так, чтобы сесть корпусом к Люпину. Осторожно он перекладывает свою ладонь поверх ладошки волшебника и останавливается в нескольких сантиметрах от его лица, продолжая выдерживать зрительный контакт в издевательской попытке убить себя раньше времени. Или доказать, что он тоже может заставить его нервничать. Две вещи могут быть правдивы одновременно. Да и кому какая разница?
[indent]Аларик двигается навстречу тогда, когда удары сердца становятся такими громкими, что ещё чуть-чуть, и в ушах начнёт снова звенеть. Он целует его аккуратно, будто боится потревожить, и ему требуется несколько щедрых секунд, чтобы позволить себе взять лицо Римуса обеими руками и вжаться в него посильней. Правда, задыхаться Сэлвин начинает куда быстрее, чем в первый раз, вынуждая себя отстраниться.
[indent]— Минус из коробки сожалений, — отзывается Аларик, когда находит в себе хоть какие-то силы заговорить.
[indent]Если что он планирует вычеркнуть их всех. Одно за другим. Пока не останется ничего, кроме приписанных сверху новых воспоминаний. А он предупреждал, что не умеет в полумеры. Остаётся надеяться, что Римус Люпин не выбрал мальчишку с обсессивными тенденциями, ожидая, что те не станут распространяться и на это тоже.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Расплываясь в тёплой усмешке, Аларик Сэлвин ловит себя на мысли о том, как сильно ему не хватало присутствия держащего его за руку юноши всё это время. Не только последнюю неделю — все десять месяцев, прошедшие между лёгкими выдохами «всё в порядке» и очередными уколами под рёбра от напоминания, что абсолютно не.
[indent]Встречаясь с вызывающим взглядом Римуса, он не может не думать о том, насколько проще стало дышать, зная, что больше не обязательно прикусывать язык, останавливая неаккуратную шутку раньше, чем та накинет им дополнительных сентиментальных проблем. Сэлвину больше не нужно бояться, что он будет понят неправильно, что очередной подкол не нарочно отнесёт их обратно в июньский порыв искренности, и прохладный свежий воздух начнёт отдавать тяжёлой свинцовой неловкостью. Сколько раз он срывался с места, обрубал ничем не примечательный разговор на полуслове, пытаясь убежать от неприятного ощущения заканчивающегося кислорода в солнечном сплетении? Он оправдывался школьными заданиями, усталостью, но на деле он просто не знал, как вернуть своего друга.
[indent]Впрочем, наверное, и хорошо, что так и не узнал. Потому что чувствуя, как ладонь Люпина сжимает его пальцы здесь и сейчас, едва ли Аларик сожалеет о том, что их дружба вылилась во что-то новое.
[indent]С губ Сэлвина срывается неравнодушный смешок. Его брови взлетают вверх — угроза достойная. И несмотря на приливающее к шее и щекам тепло, Аларик внимательно вслушивается, сжевывая нервозную улыбку. Он действительно начал первым. Только вот надеяться, что здравый смысл и адекватная оценка собственных сил — его сильные стороны, явно не знать Сэлвина.
[indent]Волшебник роняет голову, делая глубокий храбрый вдох и бормочет тихое:
[indent]— Инкарцеро, силенцио, — проговаривает он медленно и задумчиво, разглядывая землю под ботинками, словно в ней хранятся все ответы на его вопросительные вбросы.
[indent]Он задирает подбородок обратно и, встречаясь глазами с Римусом, многозначительно поджимает губы и вздёргивает бровью, решая, что оставит всё остальное на откуп его фантазии и испорченности. Возможно, потому что слова застревают поперёк его горла, и выдавать своё очевидное тление от стыдливого смущения так просто Аларик не готов. Он знает, что из них двоих шансов на победу у него жмыр наплакал, но сдаваться, не попытавшись — это не про него.
[indent]Пользуясь короткой передышкой, юноша аккуратно улыбается собственным мыслям. Как мало он себе позволял в отношении Люпина всё это время, будто днём и ночью за его спиной прятался невидимый судья, следивший за тем, чтобы голова Аларика не посмела представить что-то, с чем бы Римус не согласился. Если подумать, он даже не разрешил себе предположить каким бы мог быть их первый поцелуй, свидание, что угодно, не носившее на себе этикетку дружественных чувств. С остервенелым запалом Сэлвин высекал из себя любые картинки, связанные с положительным исходом его признания — и чем больше времени проходило, тем упорней и строже вёл себя юноша со своим внутренним миром.
[indent]Тем неожиданней принимать, что стоящий напротив человек, кажется, совсем не против оказаться в одном из запрещённых отверженным сознанием сценариев. Послушать его, и впору засомневаться, что воображение Сэлвина вообще способно на что-то по-настоящему шокирующее.
[indent]К удаче волшебника, голос Римуса отвлекает его голову, принявшуюся копать собственную могилу, от буквальных образов услышанного; когда-нибудь его визуальная интерпретация услышанного станет его погибелью.
[indent]Глаза Сэлвина сжимаются в тонкие полоски, стоит Люпину заикнуться про утёкшую воду. Он стоит неподвижно с несколько секунд, упёрто не давая уголкам губ поползти вверх, а затем сдаётся. Улыбка вспыхивает на всём лице Сэлвина, пока тот разочарованно качает головой из стороны в сторону. Из всех вещей, которые он находил в Римусе привлекательными, Аларик никогда бы не назвал отцовский юмор одной из них.
[indent]Но вот они здесь, и его сердце всё ещё пропускает удар от бестолковой шутки.
[indent]— Ты такой дурак, — вздыхает Сэлвин, влюбляясь в него чуть сильней.
[indent]Его дурак.
[indent]Ещё одна мысль из спрятанного в самом тёмном углу сознания списка недопустимого. Может быть, в разрезе любого другого разговора, Аларик мог бы решить, что торопится с выводами, но, вспоминая с каким волнением говорил о своих чувствах Люпин мгновениями раньше, тяжело придумать, что под быть вместе он имел в виду что-то другое. Быть вместе здесь... под деревом. Сейчас, но не завтра. Сидеть рядом. Или стоять. Точно! Быть вместе на этой планете. Сэлвин сморщивает нос, останавливая этот поезд без пассажиров.
[indent]Ему бы хотелось оправдать вложенную в его руки ответственность за вместе, о котором шла речь.
[indent]Он косится на Римуса исподлобья, будто оценивая свои возможности сделать юношу напротив счастливым. Не сказать, что у Сэлвина был большой опыт на поприще отношений — а тот, что был, оставлял желать лучшего по сей день — и всё же ему не хочется снимать себя со счетов на самом старте. Он может быть внимательным. Он может заботится о нём. В конце концов, он найдёт способ показать Римусу, что несмотря на врождённую замкнутость, когда речь заходит о личном, он не хочет прятать волшебника, как страшный смертельный секрет. Сэлвин негромко вздыхает, надеясь, что его нынешних сил окажется достаточно, чтобы не испортить происходящее между ними в самом зародыше, и найти способы показать степень важности, которую он придаёт наличию Люпина в его жизни.
[indent]Наверное, поэтому вопрос о его последней еде застаёт Аларика врасплох. Меняя траекторию мыслей со своих романтических возможностей на прошедшие несколько дней, он заметно хмурится, беззвучно бормочет себе что-то под нос, а затем наконец находит искомый момент.
[indent]— Вчера часов в пять? — сморщиваясь в такт вылетающим словам, отзывается волшебник.
[indent]Он знает, что увидит осуждение напротив быстрее, чем выдаёт полный ответ. Что Аларик не ждёт, так это мгновенное решение своей проблеме. Да ещё какое.
[indent]Не скрывая беспокойного недоверия, он наблюдает за тем, как рука Римуса выуживает желтую пёструю упаковку из сумки и встречает протянутый без шанса на отказ батончик с беззвучным вопросом: ему точно надо это съесть? Достаточно встретиться с Люпином взглядами, и Сэлвин послушно принимает... что бы это ни было.
[indent]— Спасибо, — звучит искренне, вопреки театральной постановке, произошедшей секундой раньше.
[indent]Оказываясь на земле, он не церемонится с пробой-приказом слишком долго. Быстрее он это съест, быстрее забудет, как страшный сон. А вкус чудо маггловского изобретения, действительно, хромает на обе ноги, что не останавливает Аларика от того, чтобы съесть ровно столько, сколько в него влезает, не забыв предложить кусок «сокровища» его перво-обладателю. С таким же упрямо-непоколебимым взглядом, обещающим, что откушенная часть не станет причиной его скорой смерти.
[indent]— Знаешь, иногда я задаюсь вопросом почему бы тебе просто не ходить со столовой банкой сахара в сумке, — аккуратно складывая желтую обертку в несколько слоев и убирая её в карман штанов, хмыкает Сэлвин, — Вкус один и тот же, — ёрничает юноша, очевидно отыскав в себе силы после ударной дозы глюкозы по организму, — Па-си-ба, — благодарит он ещё раз, наморщив нос, — Чувствую себя намного лучше, и всё благодаря твоим вкусовым пристрастиям пятилетки, — заметно довольный своим замечанием, заканчивает язвить Аларик.
[indent]Интересно, с кружащейся головой он ему нравился больше? Сэлвин выбирает оставить не озвученный вопрос при себе. Возможно, потому что подозревает о том, какой будет ответ.
[indent]Впрочем, отрицать энергию, найденную там, где, казалось бы, не осталось ничего, волшебник не может. Уставляясь в линию горизонта перед собой, он ловит себя на странном ощущении — глухом и колющем, как тупая боль под рёбрами. Будто единственное состояние, в котором он имеет право находиться в живых, это где-то на грани между обмороком и тошнотой. Брови Аларика сходятся на переносице. Он не думал об этом в таком свете, но встречаясь лицом к лицу с волнением Люпина сейчас, он не может отрицать странную попытку наказать самого себя. У него были возможности получить ужин, не появляясь в Большом Зале. У него была возможность позавтракать, избегая большинство студентов. Это он выбрал не.
[indent]И прежде, чем грохочущее в ушах осознание выдаст себя, волшебник намеренно концентрируется на приятной тяжести от лежащем на нём Люпине.
[indent]— Это правда, — улыбается Сэлвин, вероятно, ломая похвальную попытку отшутиться.
[indent]В его сердце Римус Люпин поселился гораздо раньше, чем неделю назад, и даже раньше, чем в июне прошлого года. Нелюдимый замкнутый на отточенный взгляд мальчишка завладел его вниманием ещё на первом курсе. Пускай за столько времени его статус в глазах Аларика плавно перетекал из одной ипостаси в другую, он выбил себе место в мыслях волшебника с первой словесной перепалки, вынудившей Сэлвина заулыбаться во все — тогда ещё — двадцать восемь зубов. Его всегда притягивали сложные — как нарекало их бестолковое большинство — требующие времени и упрямого интереса личности, не вываливающие свой внутренний мир с первого знакомства. Возможно, потому что такие люди давали Аларику пространство открываться в своём ритме, не подгоняя мальчишку с подробной биографией в ответ. Хотя... спросить его сейчас, он бы сказал, что всё дело в смазливой мине. Он просто не смог устоять перед симпатичным гриффиндорцем с жопой вместо улыбки — вот и весь секрет.
[indent]Внимание волшебница цепляется за то, что Римус произносит тише.
[indent]— Я могу попросить тебя о чём-то? — спрашивает Аларик, не давая ему времени возразить, — В следующий раз, когда ты будешь злиться, и тревожиться, и мир будет казаться чуть хуже, чем есть на самом деле, позови меня. Я не обещаю, что у меня особый талант прогонять плохие мысли, но разделить их с тобой я могу всегда, — упираясь носом в макушку Люпина, отвечает он так же негромко, — Мне бы хотелось делить с тобой не только хорошее, — замолкает Сэлвин, и позволяет короткой тишине заполнить всё пространство.
[indent]Как там говорится? И в болезни, и в здравии? Они, конечно, совсем не женятся, но в скромном лексиконе Аларика понятие вместе включало в себя не только ехидные подколы и украденные перед уроками поцелуи. Он не садился в этот вагон с мыслью, что эта поездка решит все его проблемы и превратит жизнь в сплошную пеструю карусель. В его планы входили и метафоричные грязные вонючие котлы, драить которые в компании Римуса Люпина становилось в разы интересней. На меньшее он бы просто-напросто не подписался.
[indent]Аларик замечает явное замешательство Римуса от заданного невзначай вопроса, но останавливает себя от мгновенного желания отмахнуться, облегчив его участь. Осторожно он дёргает уголками губ вверх, позволяя юноше напротив найти свои слова. И если поначалу Сэлвин не понимает, что в его любопытстве может вызвать багровеющую растерянность, произнесённый следом ответ проливает свет на причины.
[indent]Он когда-нибудь научится предупреждать, прежде чем выплёвывать на него очередное чистосердечное?
[indent]Волшебник заметно перестаёт дышать. В который раз он распахивает широкий взгляд на Люпина, обездвиженно застывая, словно его пронзило молнией. Перед его глазами сцена из прошлого. Абсолютно холодный неподступный вид Римуса. Его молчаливое скитание туда-сюда по людной комнате. Его улыбка, предназначенная всем, кроме Сэлвина: Марлин, Лили, Джеймсу, Сириусу, Питеру. Он вспоминает, то жгучую обиду, то неприятное одиночество, и не может не чувствовать себя глупо. Всё то время, пока Аларик сходил с ума по нему, то же самое происходило по ту сторону безумия.
[indent]Аларик наконец позволяет себе сделать глоток воздуха, стараясь не думать о том, насколько неровно звучит его дыхание от всех сильно, и хочу, и быть ближе, произнесённых, будто между делом. Среди общей мысли. Беззвучно он лишь качает головой на брошенное должен — он бы хотел, чтобы Римус пошёл за ним, но никогда не видел своих желаниях единственно верный ход вещей. Он поступил так, как мог тогда, с теми чувствами и волнениями, которые существовали в его голове там; разве можно просить от других большего, чем им доступно?
[indent]— Ничего ты не испортил. Смотри, — оглядываясь по сторонам, будто только-только осознавая себя в здесь и сейчас, отзывается Сэлвин, — где мы по итогу оказались, — он сжимает ладонь Римуса чуть сильней, тепло улыбаясь, — Ни о чём не жалею. Но мне приятно знать, что я не один существовал в этом аду французского вмешательства в тонкую организацию британской души, — дёргает бровями Аларик.
[indent]Он застывает взглядом на веснушках Люпина и дёргает уголками губ то ли от умиления, то ли от осознания своей ошибки. Юноша никогда не думал, что из них двоих Римус составит ему конкуренцию в идущей напролом правде. Он привык к тому, что волшебник напротив не пускался в признания с порога, не говорил, как сильно скучал на каникулах, и скорее показывал свою привязанность действиями, нежели длинными монологами. Кто бы рассказал ему, что настанет тот день, когда Аларик Сэлвин будет терять дар речи, не зная, что на всё это ответить.
[indent]Вероятно, где-то здесь он находит храбрость сделать что-то, что давалось Аларику куда тяжелей, чем сидящему рядом юноше. Делать, а не болтать.
[indent]— А на что похоже? — остановившись на мгновение у последней точки своей идеи, тихо отзывается волшебник.
[indent]Легче от того, что это он сам решил его поцеловать, не становится — надежда умерла последней.
[indent]Среди шума грохочущего сердца и нехватки воздуха, Аларик ловит себя на мысли, что в контрасте с тем, как ведёт себя Люпин, может показаться, будто он боится его. Или... недостаточно показателен в своих желаниях? Может, не так сильно хочет быть рядом с ним? Просто с ним? Касаться его, как можно чаще?
[indent]От раздражения на собственную голову Сэлвин вжимается в него настолько упрямо, насколько хватает духу. И плевать, что сжимающая его кардиган ладонь вынуждает его напрячься, словно каждый миллиметр его тела перестроен на то, чтобы чувствовать присутствие Римуса рядом, реагируя волнами мурашек.
[indent]Он успокаивается только тогда, когда смотрит ему в глаза и не видит там ни тени отторжения. Всё ещё теплый взгляд, всё ещё не передумал.
[indent]— Придётся исправляться, — хмыкает Аларик, сначала приподнимая подбородок под давлением касающегося его пальца, а затем наклоняясь ближе, в прикосновение тёплой ладони, словно кот.
[indent]С каких пор в нём появилось это отчаянное желание, чтобы Римус его трогал? Постоянно. Не спрашивая. Наверное, вопрос требующий не ответов, а молчаливого принятия.
[indent]— Это так не работает. Могу только показывать, — ухмыляется Сэлвин.
[indent]Или он просто сгорит на месте, если начнёт говорить обо всём вслух, но знать всей правды Люпину не обязательно. У него и без того слишком много оружий, чтобы воспользоваться против Аларика. Тем более, достаточно посмотреть на его краснеющее лицо — не нужно быть легилиментом, чтобы представить весь этот таинственный список.
[indent]И для начала он бы хотел пойти с ним на нормальное человеческое свидание.
[indent]Однако резкая перемена в лице Римуса вынуждает его сконцентрироваться на нём. Сэлвин зеркалит его беспокойство, вопросительно дёрнув бровями вверх. Он щурится, явно не имея ни малейшего понятия о письме, про которое неожиданно вспомнил Люпин. На короткий миг Аларик почти пугается, когда таинственный отправитель обретает черты его матери. Не сказать, что он не доверял своей родительнице, но кто знает, что могло прийти в голову Миллисент, нуждающейся в ответах на все её вопросы о будущем Аларика.
[indent]Она ведь не стала бы...
[indent]С губ волшебника слетает громкий искренний выдох, когда все возможные причины сводятся к приглашению. Он даже чувствует укол совести за секундное сомнение. Она хочет узнать Римуса. Из всех возможных знаков, что его выбор всё меньше походит на то, о чём будут молчать за семейным ужином — этот самый важный.
[indent]— Римус? — то ли смеётся, то ли смущается Сэлвин.
[indent]В своём вселенском облегчении, он пропускает момент, когда Люпин собирается уйти на дно. Осторожным движением он тянет письмо из руки согнувшегося в пополам Римуса и, расправив его аккуратным рваным движением запястья, смотрит на выверенный до миллиметра почерк своей матери. Пробегаясь по тексту поперёк, Аларик расплывается в тёплой, граничащей с бестолковой, улыбке. Для тех, кто не привык к Миллисент Бэгнольд, подобный выпад может выглядеть как угроза для жизни, но он слишком хорошо её знает, чтобы подозревать женщину в чём-то, кроме искреннего желания узнать человека, проникшего в каждый уголок сердца её сына.
[indent]— Я бы очень хотел, чтобы ты приехал, — он доносит кажущуюся ему самой важной мысль в первую очередь.
[indent]Опуская взгляд к Римусу, Сэлвин инстинктивно тянется ладонью к его затылку и бережно запускает пальцы в его волосы в надежде, что это хоть как-то поможет в приступе паники перед страшной строгой мамой Сэлвина, наведшей справки на пару с отцом-судьей из Визенгамота. Он бы тоже забеспокоился, не будь они его родителями.
[indent]— Ответь ей честно, что ты хочешь приехать. Если ты хочешь приехать, разумеется, — говорит он негромко, перебегая от волос к оголенным участкам шеи и ведя пальцем по позвоночнику, пока тот не упирается в горлышко свитера, — Я понимаю, что в контексте того, что произошло, можно подумать, что она не станет ждать твоего ответа, но, поверь мне, если моя мама что-то решила, значит, она решила, — смеётся Аларик, — Никого не напоминает? — опустив ладонь ему на спину, он поглаживает её большим пальцем, — Просто будь собой. Это всё, что от тебя требуется. Но если ты можешь начать свой ответ не с: «О, чёрт возьми, миссис Бэгнольд, нихрена себе сюприз подкатил», — он не заканчивает мысль, начиная хихикать.
[indent]Он прекрасно понимает, что даже в альтернативной версии этих событий, Римус бы остался исключительно вежливым, каким умел быть, если перед ним не сидит его главный слизеринский немезиз. Но подтрунивать Люпина его натурой сапожника слишком приятно, чтобы не воспользоваться моментом.
[indent]Аларик дожидается, когда сбившийся в улитку юноша расправит плечи и, встречая его взгляд тёплой улыбкой, добавляет:
[indent]— Это всё ещё люди, которые вырастили меня, — многозначительно произносит Сэлвин, — и Пенелопу, — имя сестры даётся ему с трудом, однако он не останавливается, — Это должно дать тебе представление о том, чего стоит ожидать у нас дома, — дергает плечами волшебник.
[indent]Он старается не подать виду, но уголки его губ ненарочно падают ниже. Ему бы хотелось, чтобы Люпин приехал к нему раньше. До ночи четверга. До того момента, когда Аларик Сэлвин потерял статус старшего брата, превратившись в единственного ребёнка. Пенелопа всегда была источником шума в поместье, с её приездом дом преображался, оживал. Теперь это был безжизненный каркас, наполненный такими же пустыми и тихими жителями, а не место, в которое действительно хотелось позвать своих близких.
[indent]Всё могло быть настолько иначе, если бы он только не...
[indent]Аларик закрывает глаза, делает резкий вдох и, перехватывая переносицу пальцами, выплёвывает следующее усилием над собой:
[indent]— Я думал позвать тебя сам, — проморгавшись, он продолжает тяжело дышать, но всё же выдавливает улыбку, — Теперь мне даже неловко, что моя собственная мать опередила меня. Конечно, с точки зрения атмосферы, поместье Сэлвинов видало лучшие времена, — поджимает губы Аларик, — но я сделаю всё возможное, чтобы ты не пожалел о своём решении, — кивает он в такт собственных слов.
[indent]Постепенно колющее ощущение отступает. На едва уловимое мгновение Сэлвин взвешивает своё желание поговорить о том, что происходит в моменты его резких выпадов из здесь и сейчас, но не находит ни йоты храбрости признаться даже в половине собственных мыслей.
[indent]Вместо этого он неожиданно расправляет плечи, ухмыляется и, склонив голову на бок, щурится в глаза Люпина.
[indent]— Значит, хочешь пожить со мной, — поджимая губы в улыбке, ехидничает Аларик, — Будешь читать мне свои лекции в два часа ночи? Даже не придётся вламываться в гостиную Слизерина. Смотри, как удобно, — кусая себя за внутреннюю губу, чтобы не погибнуть на ровном месте, не сдаётся юноша.
[indent]Рано или поздно ему придётся встретиться лицом к лицу с поджидающими его у каждого напоминания о Пенелопе кошмарами, но не сейчас. Сейчас он хочет краснеть, чувствовать своё сердцебиение у самого горла и посвящать всё своё существо юноше напротив. Он хочет законсервировать этот момент без мрачных пятен, без ужасов внешнего мира, без боли и горечи, съедающей Сэлвина изнутри.
[indent]Один единственный момент — Аларик не надеется, что Вселенная даст ему больше.
[indent]Он позволяет своим щекам гореть пламенем, виновато утыкаясь в ключицу Римуса, будто на зло всему, что ждало их за пределами отдалённого от посторонних глаз места. На зло ждущим их на выходных котлам. На зло профессору Слизнорту, готовящемуся взывать к здравому смыслу отбившегося от рук многообещающего студента. На зло посторонним людям, которые обязательно разделят их по разным углам, как делали это столько раз прежде.
[indent]Он растягивает их момент так долго, как может, пока внешний мир не опускается на них неподъёмным весом необходимости двинуться дальше. В будущее. И Сэлвин послушно поднимается, забирая свою трость, и мысленно проклиная неприятное свойство времени утекать сквозь пальцы. Он находит в себе силы на последний протест на полпути к замку, где их ещё не могут достать профессора и студенты, но монолитные древние камни уже давят своим присутствием. Аларик останавливается, находит ладонь Римуса и с немым вопросом тянет юношу к себе, выполняя какую-то негласную квоту поцелуев, которую он придумал себе сам.
[indent]Тихая отсрочка находит своё непредотвратимый конец, и окружающая действительность врывается обратно. С топотом и конями.

Ч Е Т В Е Р Г   Э Т О Й    Ж Е   Н Е Д Е Л И

[indent]Несмотря на внутренний протест находится рядом с потоком обыденных беспокойств будущих выпускников, постепенно Аларик находит свой собственный ритм, позволяющим доживать от утренних лекций до вечерних ревизий перед экзаменами. Он старается не пропускать уроки, изредка пользуясь карточкой семейной трагедии, чтобы скрыться от посторонних глаз в своей комнате на пару лишних часов. На лекциях, где окружающего мира становится слишком много, он старается зацепиться за тех, кто заземляет его в настоящем.
[indent]Римус.
[indent]Лили, Мелисса, Алиса.
[indent]И всё же чаще всего Римус. Он находит его взглядом, и в ушах становится не так шумно. Или шумно, но по другим причинам. Большую часть своего свободного времени он старается проводить с ним, изредка беспокоясь, не устал ли Люпин от его, пускай, исключительной, но не самой весёлой компании. И вопреки тому, что Аларик прекрасно понимает, что его — как же странно думать о нём так — молодой человек не ждёт от него внезапных всплесков жизнелюбия на фоне пережитого, Сэлвин нередко находит себя на пару с чувством вины за собственную недостаточность. Задумчивость. Периодическую немногословность. Мерлин, он находит в себе столько погрешностей, что порой сидящий рядом Римус, готовый наслаждаться их молчаливой тишиной, начинает вызывать у него искреннее беспокойство.
[indent]Неужели нормально?
[indent]Сэлвин старается не думать об этом слишком часто — никому не поможет его самобичевание. Вместо этого, он находит в своих мыслях отдушину из планов на будущее. То, где он исправляет свои перепады из глубокой меланхолии в жизнь и обратно, и наконец-то приглашает Люпина на свидание. Спланированное. Достаточно внимательное, чтобы сказать ему: «Я действительно думал о тебе», — но не пугающе помпезное, чтобы превратить это событие в испытание на прочность. Отправляясь мыслями в ближайшие выходные, Аларик не замечает, как перестаёт понимать бегущие перед ним строчки в книге.
[indent]Он цокает себе под нос, звучно вздыхая.
[indent]На фоне его общего неважного самочувствия навязчивые мысли о Римусе начинают походить на ту самую соломинку, сломившую спину верблюду. Он находит его везде. На завтраке, на уроках, в гостиной Слизерина. Утром, перед сном. В выручай-комнате, пока Сэлвин сгорбился над своим котлом, и здесь — в библиотеке, пока Аларик пытается сохранить надежду на светлое будущее, где он сдаёт не чистый экзаменационный лист через несколько недель.
[indent]Волшебник роняет голову в ладони, стараясь вернуть своему дыханию прежний ритм.
[indent]Он чувствует его запах даже здесь, когда Римус Люпин находится в другом углу замка. Он готов поклясться, что чувствует его дыхание рядом. Практически на собственной шее. Если это не начинает попахивать нездоровым помешательством, то что тогда? В гневном порыве выкинуть его хоть на пять минут из собственной головы, Сэлвин дергает головой вверх, роняет ладони на стол и, резко вздрагивая, распахивает глаза так широко, как только может.
[indent]— Мерлин, — его голос звучит одновременно облегчённо и испугано, — я думал, что я начинаю сходить с ума, и твой запах мне уже мерещится, — бормочет волшебник.
[indent]Его лицо вновь меняется в ту секунду, когда один плюс один складывают себя в картинку сидящего напротив Люпина. Он уставляется на него так, будто видит юношу в первый раз. Инстинктивно ладошки Аларика поднимаются ко рту. Он прикрывает их, прижимая пальцы к растягивающимся в виноватую улыбку губам.
[indent]— Как давно ты здесь сидишь?
[indent]Хотел ли он знать ответ на этот вопрос?
[indent]Сэлвин роняет голову в книгу в такт голоса Римуса, чувствуя, как его щеки, плечи, шея — всё начинает багроветь. Это невозможно. Это пытка. Он настолько потерялся в собственных мыслях, что даже не заметил, как тот, кто превратил Сэлвина в это подобие на человека, сел напротив. Он обречён? Он болен?
[indent]Плечи Аларика вздымаются от глубокого вдоха, следом за которым волшебник поднимается со стола, упираясь в глаза Люпина горящим взглядом.
[indent]— Я схожу с ума, — срывается с него гневным шёпотом, — Я сошёл с ума, — он делает паузу, — Я прочитал эту страницу десять раз, и десять раз я не понял ничего. Ничего, Римус! — очередной глубокий вдох, — Ты! — он смотрит на него так, будто Римус Люпин орал ему в ухо всё то время, пока Аларик пытался повторить материал, — Не выходишь из моей головы, — ударяя себя по вискам указательным и средними пальцами, тяжело дышит юноша, — Я не могу сосредоточиться ни на чём, кроме, Мерлин, тебя! — сводя брови на переносице.
[indent]Может показаться, что Аларик остановился, но он делает лишь глубокий вдох передышки, и вновь тараторит:
[indent]— У нас экзамены. Через три недели. Я сдал пус-той бланк. Я не могу вспомнить ни-че-го. Ничего, кроме, — Аларик откидывается на заднюю спинку стула, задирая ладони в воздух, — О, интересно, чем занимается сейчас Римус. О, я бы хотел найти его после лекции. О, может быть мне отправиться в путешествие по воспоминаниям вчерашнего вечера, пока я пытаюсь вспомнить дату выборов в Германии во время Глобальной Магической войны, — сокрушается Сэлвин, начиная шептать ещё тише, — Ведь пока я думаю о том, как ты дышишь мне в шею, вспомнить эту ключевую для этой ситуации информацию так просто. Пф, — фыркает Аларик.
[indent]Чуть успокаиваясь, он опирается о стол двумя руками и смотрит в глаза Люпину, виновато качая головой.
[indent]— Извини, — улыбается Сэлвин, посмеиваясь, — за этот крик души. Я не знаю, как ты существуешь как будто бы... Наверное, это карма за все разы, когда я осуждал Алису за её романтические обсессии. Теперь я — Алиса Гринграсс, Римус. Я — Алиса, — сводя брови на переносице, он смотрит на него так, будто сообщает ему свой смертельный диагноз.
[indent]Когда-то это действительно казалось ему худшим, что может произойти с человеком. Сейчас? Он бы просто хотел понять, как это остановить хотя бы на время экзаменов. Плевать на потом. Просто дайте ему возможность искать информацию в своей голове, не натыкаясь на веснушки Люпина в каждом ящике. Это всё, о чём он просит.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Аларик кивает. Коротко. Ёмко. С надеждой, что Римус понимает: он знает, что это взаимно. Да и разве можно сомневаться в обратном? Всё, что может предложить ему Сэлвин сейчас — это плохое. Он будто соткан из боли, скорби и трагедии, норовящих вырваться наружу при первом удобном случае. Сколько бы он ни пытался закрыть воспоминания четверга в дальний угол сознания — они всё равно здесь, на поверхности, шумят и стучат в висках. Стоит лишь поддеть ногтём — и его тщетные старания разольются уродливым месивом у всех на виду.
[indent]Он заставляет себя проглотить колющееся: перед Римусом можно, и чувствует бунтующее сопротивление в солнечном сплетении. Можно не значит нужно. Хотя бы не сегодня. Лучше — никогда.
[indent]Аларик ведёт взглядом по линии подбородка к волосам, разглядывая Римуса, словно в первый раз. Так близко действительно в первый. Однако несмотря на тёплое чувство, расползающееся в груди, брови Сэлвина сходятся на переносице, придавая его лицу обеспокоенный вид. Он доверяет ему. Давным-давно выбрал, что будет, и всё равно он не может сказать с уверенностью, что Люпин услышал его как надо. Как тогда, на шестом курсе. Аларику казалось, что нет ничего очевидней — он разложил самые страшные детали своих чувств к Римусу ему же на обозрение и оставил их там. Без опции возврата. А тот умудрился подумать, будто приоткрывшаяся единожды дверь превратилась в стену за несколько летних месяцев; и, кажется, стала ещё плотней с каждым новым прошедшим. Забавно думать, как быстро этот чёртов непробиваемый бункер из умозаключений Люпина развалился, стоило ему сделать полшага навстречу.
[indent]Как если бы его и не было там вовсе...
[indent]Аларик хмыкает и морщит нос, решая, что скорей всего, это он что-то не понимает. Ни в дружбе, ни в чувствах. И надеется, что когда-нибудь Римус объяснит почему чистосердечное Сэлвина приземлилось в ядовитой обертке, к которой было не подступиться целых десять месяцев. Как объяснил, что не так с его пониманием дружбы на первом курсе. Но сегодня ему достаточно знать, что теперь всё в порядке. Римусу больше не нужно думать как подступиться к страшному монстру из под кровати в лице Аларика Сэлвина, а ему — не чувствовать себя тем самым чёртом из табакерки.
[indent]Тем более, когда дьявольщиной оказался совсем не он.
[indent]Горячие от смущения щёки Сэлвина вспыхивают ещё ярче. Прикладывая тыльную прохладную сторону ладони к своему лицу, Аларик сдаётся и громко выдыхает всю тяжесть бытия, прикрывая глаза и посмеиваясь. Это никогда не закончится. Он больше никогда не найдёт покоя в этой Вселенной, если Римус продолжит отвешивать метафорические удары под дых словами, не считаясь с состоянием своей жертвы.
[indent]— Молю тебя, остановись, — растирая кожу ладонями, он наконец собирается с духом, чтобы встретиться с ним взглядом, — Дай мне хоть немного выдохнуть? — просит Аларик, чуть склонив голову.
[indent]На его губах расползается молящая улыбка, но едва ли он по-настоящему надеется, что Люпин бросит издеваться. В мазохистическом припадке он чувствует, что ему нравится. Краснеть. Мучаться. Замечать, как сердце вот-вот выскочит из груди, стоит Римусу посмотреть на него так, словно Аларик вызывает в нём соизмеримый по амплитуде шторм эмоций. Ему нравится быть желанным. Не в обобщённом смысле. Не кем-то посторонним. Им.
[indent]Он позволяет этой мысли проделать свой путь и улечься искрящейся тлеющей правдой в грудной клетке.
[indent]— Меньшего можешь не ожидать, — усмехается юноша, цепляясь за беспокойства Римуса, как за спасительный канат из своих собственных, — Но ты ведь у нас храбрый лев, тебя не напугать какими-то родительскими проверками на намерения, — нарочно подначивает его Сэлвин.
[indent]Опуская взгляд на сгорбленного в беспокойствах Люпина, он не может игнорировать неприятный укол под ребрами от проскальзывающей мимо мысли. Он не может сделать то же самое. Краснеть, волноваться на пороге у родителей Римуса, мысленно обращаясь к небесам за помощью, чтобы пережить эту встречу поезда со стеной. Ему бы хотелось, чтобы у волшебника был кто-то, стоящий непробиваемой горой за его спиной, как хотелось, чтобы жизнь Люпина складывалась чуть проще, чем получилось на самом деле.
[indent]Есть Мародёры. Аларик даже не сдерживается и тихо хмыкает, представляя, как просит разрешения встречаться с Римусом у тройки ребят. Нет, пожалуй, такого удовольствия он готов себя лишить. Лили? Не похоже, что Эванс была против этого союза ещё год, если не больше, назад. Он сам? Сэлвин хмурится — обойдётся без разговоров с собственной тенью. Он смиряется и чувствует себя нелепо. Глупо, конечно, придумывать что-то, чего просто нет, и не похоже, что Люпин от этого сильно страдает. И всё же с одним желанием Сэлвин не прощается так просто.
[indent]Он не хочет, чтобы Римус чувствовал себя одиноким. Он хочет, чтобы юноша нашёл место, о котором мог бы сказать: это мой дом — там я в безопасности. Аларик хотел бы оказаться для Люпина этим домом. И если Римус ему когда-нибудь позволит, он готов поклясться, что станет тем самым прочным нерушимым фундаментом в его жизни, способным выстоять любую затяжную бурю. Он только выглядит хрупко; Сэлвин выносливей, чем люди о нём думают.
[indent]Когда наконец карие глаза Римуса смотрят на него исподлобья, Аларик осторожно тянется к самой непослушной прядке кудрявых волос и убирает её чуть в сторону, чтобы лучше видеть его лицо. Он заметно не понимает, что Римус имеет в виду, сбивая брови на переносице и растерянно улыбаясь.
[indent]К нему домой. В этом смысле. И в каком-то другом тоже.
[indent]Сэлвин посмеивается, скукоживаясь от собственной медлительности в вопросах двойного значения.
[indent]— Приезжай, — кивает ещё раз, — Во всех смыслах, — что бы это ни было, он не сомневается — другой вариант подходит ему не меньше.
[indent]Слова, звучащие куда тише, чем всё остальное, проходятся электрическим разрядом напрямую к цели — сразу в сердце. Аларик тяжело вдыхает, сживаясь с тотчас проснувшейся дрожью в середине груди. Ему не хватает сил сказать: он тоже. Мерлин, как же сильно он хочет оказаться там немедленно, перепрыгивая через все необходимые этапы экзаменов, выпуска, пьяных празднующих вечеринок. В своей комнате. Тет-а-тет. С бесконечными сутками впереди. Где больше никто не сможет их потревожить, утянуть в поток школьной жизни и вынудить ждать следующего короткоиграющего момента наедине. Он инстинктивно косится волком на возвышающихся вдалеке Хогвартс, готовый обвинить его во всём. Почем зря, потому что следом он не успевает подготовится к моменту, когда ответ его матери превращается в шедевр.
[indent]Сэлвин то ли смеётся, то ли хрюкает, шлёпая по лицу ладонью. Он смотрит на Люпина. Сначала с осуждением, а потом ненарочно смягчается, чувствуя, как по телу разливается тепло. Он оставляет руку у рта и говорит через неё:
[indent]— Какой же ты... — качая головой, сокрушается Аларик, — талантливый поэт. Я в шоке. Не знаю как оправиться, — смеётся Сэлвин, видно оживляясь.
[indent]Он опять делает это. Говорит что-то дурацкое, не оставляя Аларику иного выбора, как погрязать в своих чувствах всё глубже и глубже, без надежды не утонуть. От этого становится самую малость страшно. Если он держал голову над водой все эти десять месяцев, понимая, что должен просто пережить — больше этой опции нет. Дальше только наощупь, без света и подготовки. И если когда-нибудь ему придётся вновь столкнуться с реальностью, где Римус Люпин больше не для него, Аларик не уверен, что сможет с этим справиться.
[indent]Впрочем, едва ли он согласен думать об этом прямо сейчас.
[indent]— Римус, ты, — поджав губы, он фыркает через нос и по-доброму ворчит, — перестанешь меня благодарить за очевидное? Конечно, хочу. Если бы ты знал, как сильно и давно, может быть ещё подумал бы дважды, — улыбается ему Сэлвин, позволяя своей голове переключиться на беспокойства, вызывающие сердечный тремор, а не желание подняться на астрономическую башню и шагнуть в пустоту.
[indent]Ему приятно думать, что они мучаются со своим желанием оказаться там — в будущем — на пару. В конце концов, коротать сроки ожидания вдвоём звучит не такой уж плохой судьбой. Особенно, когда Римус в состоянии отвлечь его от собственной головы одним движением навстречу.
[indent]Аларик врезается в него удивлённым взглядом и чуть сильнее упирается рукой в уходящую из под него почву. Опять близко. Опять лишая его пути к отступлению, воздуха и надежды не багроветь. Смотреть на него снизу вверх непривычно — он только сейчас замечает, что Римус нависает над ним, и чувствует, как готов сползти по несуществующей за ним стенке ниже. Потому что стоит Люпину пробормотать свою мысль, ноги Сэлвина беспощадно подкашиваются. Хорошо, что они уже на земле. Иначе он бы действительно потерял равновесие.
[indent]Все его попытки не представлять разбиваются об упрямый прожигающий его насквозь взгляд Римуса. Оно здесь. Прямо перед ним. В пугающе своей детальностью ментальной картинке, от которой Сэлвину становится дурно. Как когда-то давно, когда он чуть не потерял своё сердце, пытаясь признаться Люпину в любви. И самое ужасное: он уверен, что Римус знает. Аларик готов поклясться, что Люпин слышит долбящий в ребра орган, рассказывающий о том, что происходит в голове юноши куда лучше, чем любые слова или вторжение в мысли.
[indent]— Никогда не думал, — еле выговаривает Аларик, — что мой синдром отличника пригодится мне где-то ещё. Звучит, как причина считать дни, — заканчивает он тихо, продолжая бегать взглядом по веснушкам на лице нависающего над ним волшебника.
[indent]Он знает, что если позволит этой мысли въесться под кожу, его уже никогда не отпустит. И он позволяет. Не оказав ни единой попытки к сопротивлению, как не делал этого никогда, если речь заходила о Римусе. Лучше он законсервирует это воспоминание и этот день, как самое ценное, что подарила ему Вселенная за последний год, чем позволит себе испугаться и отшатнуться назад. А заканчивающийся кислород — это всего лишь плата за то искрящееся счастливое ощущение, с которым он будет возвращаться к этому моменту ещё очень долго.

[indent]Мог ли он себе представить, что его пролетающие невзначай мысли в понедельник окажутся самосбывающимся пророчеством? Аларик Сэлвин стал жертвой собственного помешательства на всём, что кажется важным и интересным. А сказать, что Римус Люпин не превратился в рисунок в семантическом словаре напротив «важный» и «интересный», явно приуменьшить его эффект на происходящее в голове юноши.
[indent]Когда тот напротив, Аларик тушуется, умирает и молит небеса дать ему паузу. Когда его нет, словно нарочно, Сэлвин возвращается туда, где у него сбился сердечный ритм, перебирает свои воспоминания, как самую ценную коллекцию, и доходит до состояний, когда буквы в учебнике начинают плыть, как плывёт его мир под ногами.  Или — что хуже — накручивает себя до такой степени, что срывается на Люпина, будто тот и правда в чём-то виноват.
[indent]Частично, конечно.
[indent]Однако встречаясь с искрящимися чем-то лукавым взглядом Римуса, едва ли он думает, что тот действительно провинился. Из них двоих принять холодный душ стоит лишь Сэлвину. Наверное, потому, не выдержав, Аларик прячет свои глаза обратно в книге, игнорируя стыдливое жжение вдоль шеи. В его планы абсолютно не входило выпаливать хаотичный комок своих мыслей вот так. Ни отполировав, ни подумав дважды.
[indent]Он слышит явный смешок со стороны и сжимается ещё сильнее, касаясь затылка подрагивающими пальцами. Мерлин, может быть Аларик и видится себе сумасшедшим, но вложить эту мысль в голову напротив ему хочется меньше всего. А что если он напугал его? Словно под выстрел заклинания за спиной он поднимает свой взгляд, проверяя, и искренне удивляется тому, что встречает его в ответ. Люпин выглядит... довольным? Радостным? Он не побоится предположить, что даже счастливым от услышанного.
[indent]Аларик получает своё подтверждение следом, когда сотрясающийся то ли от смеха, то ли от удовольствия Римус начинает говорить, восторгаясь увиденным. Инстинктивно плечи Сэлвина падают чуть ниже, а тугое напряжение в позвоночнике постепенно рассасывается. Он бегает взглядом по выступающим от улыбки ямочкам, просматривающимся сквозь расстояния между пальцев, а затем обратно к карим глазам Люпина. Его губы трогает ответная смущенная улыбка.
[indent]— Ничего. Не делай с этим ни-че-го, ради Мерлина, — качает головой Аларик, позволяя себе худо-бедно вздохнуть, — Мне теперь правда стыдно, что я тебя не услышал. Я не знаю, как не почувствовал тебя раньше, — хмурится юноша, пытаясь вспомнить последние двадцать минут.
[indent]Где бы он ни был всё это время, Сэлвин находился достаточно далеко, чтобы ничего не почувствовать и ничего не услышать. Он оглядывает прочитанную и начатую заново множество раз страницу и вздыхает, понимая, что видит её в очередной первый раз.
[indent]Аларик тихо сокрушается, чуть отпихивая учебник от себя, и вновь смотрит на Римуса. Жалеет он в то же мгновение, когда сидящий перед ним юноша открывает свой рот.
[indent]— Иди к чёрту, Люпин, — шикает на него Сэлвин, не в силах сыграть достойное недовольство.
[indent]Он чувствует его шёпот рядом с виском, несмотря на то, что ничего не происходит. Чувствует волну мурашек. Потому что он уже там был, он знает как это, когда Римус Люпин шепчет ему на ухо по-настоящему, и невольно вздыхает чуть тяжелей, чем обычно. Сэлвин бросает на него беглый взгляд, почти обижаясь.
[indent]Он будто неопытный ребёнок на фоне несгибаемой выдержки человека напротив. Впрочем, так и есть. Несмотря на щедрое сравнение с Алисой Гринграсс, Аларик совсем не привык существовать в тени своих чувств. До сих пор он пропускал их наружу методично, успешно подчинив эмоции собственной воле и распоряжаясь ими, как юноше вздумается. И ему не нравится беспокоиться о том, как это может выглядеть в глазах Люпина теперь, когда у него больше не получается. Как он может выглядеть. Например, помешанным — и совсем не в хорошем смысле.
[indent]Тем удивлённей Сэлвин выглядит, когда слышит о том же самом помешательстве в ответ. Он поначалу хочет попросить его не протягивать руку утопающим, но тут же ругает себя — что-что, а когда речь заходила об искренних чувствах Люпина, он ни разу не соврал ему. Молчал, не договаривал, но точно никогда не лгал. Отчего попытка Сэлвина сделать вид, будто он в этом в одиночестве, обрубается на корню, толком не начавшись.
[indent]Лихорадит.
[indent]Аларик морщит нос, стараясь зажевать расползающуюся улыбку — он вообще-то должен злиться. Он сдаётся, когда осторожное прикосновение Римуса наконец выдёргивает его из затянувшегося транса. Аларик встречает его взгляд, продолжая кусать себя за внутренний уголок губы. Нет, он точно ребёнок. Иначе откуда это бестолковое желание радоваться каждому маленькому подтверждению, что происходящее — взаимно. Всё взаимно.
[indent]— Тебе бы, да в невыразимцы, — выталкивая прочь мысль о проигранных «не только» разговорах, засевшую в ушах, хмыкает Аларик, — Иногда я начинаю думать о том, что мог бы постараться и увидеть, что ты тоже нервничал рядом со мной. Пытаюсь вспомнить моменты, где упустил. А потом происходит вот это, — кивая в его сторону, сокрушается юноша, — и я понимаю, что у меня просто не было шансов. Если я не вижу это сейчас, — качает головой Сэлвин, — то на что я вообще надеялся тогда.
[indent]Он хочет добавить что-то ещё, но до него долетает бьющее под дых «чертовски очарователен», и Аларик нелепо морщится, прячась от него за сложенными вместе ладонями.
[indent]— Хватит уже может? — бормочет Сэлвин без капли недовольства в голосе, — Иначе мне станет интересно, что за такие «не разговоры» ты наигрываешь по кругу, пока меня нет, — он смотрит на него исподлобья, дёрнув бровью, а затем подпирает свой подбородок руками и кривится в улыбке.
[indent]Судя по всему с выталкиванием мыслей у него так же худо, как с контролем своих реакций на Люпина. Пора начинать привыкать, что всё выброшенное возвращается бумерангом в лоб.
[indent]Он позволяет себе сконцентрироваться на чём-то, кроме собственной головы, и вслушивается в голос Римуса, отгоняющий от него прилепленное клеймо имени Алисы. Аларик чуть улыбается — пожалуй, он готов с ним согласиться. Ему не хочется кричать, что он любит Римуса Люпина на каждом углу. Не потому что миру не дозволено знать о чувствах Аларика; и уж тем более, не из-за страха, что кто-нибудь узнает. Единственный человек, до которого он хочет донести глубину своей заполняющей всё, чем он живёт и дышит, привязанности — здесь. Напротив. Остальным эта информация достанется, когда это решит воля случая. Все самые важные уже знают.
[indent]Сэлвин неслышно вздыхает, поджимая губы и уставляясь в позабытую под локтями книгу. Ему бы хотелось подхватить оптимизм Люпина на счёт экзаменов, но даже если вычесть из уравнения романтическую лихорадку Аларика, его память не становится лучше в редкие мгновения, когда в голове тихо. И если в понедельник он почти смирился с проваленным ЖАБА, то после разговора с профессором Слизнортом волшебник осознал всю плачевность своей ситуации.
[indent]Он просто не может себе позволить испорченный аттестат. Не с его амбициями. Не с его уверенностью в том, что его планы обязательно воплотят себя в жизнь: вопрос не в если, вопрос в когда.
[indent]Аларик поднимает голову, внимательно отслеживая траекторию движения Римуса — от стула напротив до точки прибытия. Рядом. Над ним. Не без вредной манеры теребить его, толком не касаясь — Сэлвин ёжится от прилетающего в макушку дыхания, следом за которым он чувствует сначала ставший родным запах, а затем и его едва ощутимое тепло. Когда Римус наконец выпрямляется, вынуждая его смотреть снизу вверх, Аларика накрывает странное чувство дежа вю — будто он уже видел это, уже чувствовал. И если в любой другой ситуации он бы ни за что не позволил себе быть уязвимым, то сейчас… Сейчас ощущать себя меньше, ниже, под этим взглядом — почему-то приятно. Почти естественно.
[indent]Правда, Сэлвин краснеет быстрее, чем успевает сообщить об этом вслух.
[indent]— Я, — Аларик хмурится, очевидно пытаясь дать ему ответ на элементарный.
[indent]Он начинает злиться быстрее, чем пробует вспомнить хотя бы первые две цифры. Чёртовы экзамены. Чёртов Хогвартс. Всё это кажется таким мелочным и бесполезным на фоне происходящего за школьными стенами. Но они всё равно должны притворяться, будто ЖАБА — это единственная проблема подрастающего поколения. Будто у каждого из них есть будущее, и мрущие, как мухи, студенты — всего лишь кочка на пути в светлое безоблачное будущее. Нет ничего важней тестовых бланков, отскакивающих от зубов ключевых имён и предвыпускного мандража.
[indent]Аларик слышит, как голос Люпина обращается к нему ещё раз. С очередной датой. Злости становится больше, отчего Сэлвин делает резкий вдох и выдох, и смотрит на юношу умоляющим взглядом.
[indent]— Ты не обязан мучаться со мной, — сводя брови на переносице, упрямится Аларик, — Как минимум, потому что это выглядит плачевно. Как максимум, — он дёргает плечами, теряясь взглядом за спиной Римуса, — я начинаю злиться, когда думаю об экзаменах. Мне не хочется, чтобы это касалось тебя, — он смотрит на него с искренней тревогой, чуть пододвигая свою руку и едва касаясь его ладони боком своей.
[indent]Последний, кто заслужил встречать на себя раздражение Сэлвина открытой грудью — это Люпин. Достаточно того, что он то и дело уходит в свою голову, оставляя Римуса молчаливо ждать, когда его отпустит. Хватит. С ним всё не так и без вспышек поджидающего своего часа гнева.
[indent]Да только кто бы его послушал.
[indent]Сэлвин сжимает губы, заметно вздыхая. Он же попросил оставить это... Лицо Аларика морщится так сильно, будто вместо слов, ему подложили протухший носок прямо под нос. Он смотрит на Римуса и позволяет себе проморгаться несколько раз. Кажется, кто-то слишком рано накинул на себя лавры главного профессора, потому что:
[indent]— Первая смерть от драконьей оспы была зарегистрирована в 1379. А в некоторых текстах похожая болезнь описывается ещё в 1100-е годы. Не в школьных учебниках, конечно, но в библиотеке пару книг есть, — качает головой волшебник и беспокойно смеётся, — Римус, ты уверен, что это за меня надо беспокоиться? По-моему это тебе бы не помешало открыть учебник, потому что, прости, восемнадцатый век? Где-то между шестнадцатым и семнадцатым, учитывая, что нет точной даты создания, а Ганхильда из Горсмура застала оба из них, — дёрнув бровью, чеканит Сэлвин.
[indent]Его взгляд возвращается к раскрытой книге и застывает на ней на короткое мгновение. Он понимает, что только что произошло, лишь тогда, когда чувствует как что-то в воздухе меняется. Аларик тотчас задирает на него голову и неосторожно шлёпает себе по губам.
[indent]— Тебе не надо открывать учебник, — он ищет подтверждения в его глазах, — Ты и сам прекрасно знаешь всё, что только что тебе сказал, — то ли спрашивает, то ли утверждает Сэлвин, — Римус, ты, — он сжимает губы.
[indent]Аларик замолкает, сбитый с толку подкатившим к самому горлу чувством, которое он не может назвать. Он не отводит от него глаз, пытаясь выразить что-то, не имеющее нужного слова в английском. Что-то одновременно болезненное и благодарное, вынуждающее его сердце сжиматься от лёгкого покалывания в груди.
[indent]— Римус Люпин, ты чёртов гений, — говорит он почти шёпотом.
[indent]Он говорил ему это раньше. Когда-то в восторге. Когда-то с издёвкой. Сегодня — переполненный нежной благодарностью, которую ему хочется вернуть в десятикратном размере. Но что он может? Прямо сейчас — ничего. Только тёплый взгляд, аккуратную улыбку и нарастающее желание заставить всю библиотеку опустеть. Чтобы он смог взять его лицо в ладони и повторить тихое спасибо, расцеловывая веснушки на щеках Люпина.
[indent]— Мне не осточертеет повторять это, но я не знаю ни одного человека, способного выкопать знания, из сопротивляющейся всеми силами головы. У тебя талант, Римус. Хочешь ты признавать это или нет, — ухмыляясь в его заметно довольное своим успехом лицо, Аларик договаривает следующее уже тише, — Спасибо тебе. Правда, — кивает он несколько раз.
[indent]Боковым зрением он замечает, как знакомая группа начинает собираться за центральным столом, и в который раз смиряется с секундным ребяческим сопротивлением. Они могли бы побыть вместе на двадцать минут больше, если бы Сэлвину не приспичило уходить в дебри своего воспалённого сознания.
[indent]Получается — сам виноват.
[indent]Аларик кивает в сторону студентов и приподнявшись в полный рост, смотрит на него на мгновение дольше, будто запоминая что-то для себя.
[indent]— Профессор, — не сдерживается Сэлвин, пряча ладошки за спиной и кивая ему, как если бы и впрямь, — После вас, — его выдаёт только подмигивающий глаз и хитрая улыбка, полная удовольствия от подтрунивая Римуса в положительном ключе.
[indent]Неторопливо Сэлвин собирает свои вещи, позволяя Люпину переключиться на группу факультатива. Наверное, он делает это даже нарочно, чтобы посмотреть на него издалека — без помех в виде Аларика Сэлвина в радиусе досягаемости. Он появляется рядом через пару минут, выбирая место поодаль от центра всеобщего внимания. Открывая нужную тетрадь, Сэлвин замечает спавший градус напряжения.
[indent]Он скользит взглядом по своему конспекту, сверяясь с уточнением Римуса, и постепенно смиряется с тем, что тот прав. Он знает. Он не помнит сейчас, но семь лет учёбы не теряются за одну ночь. Ему просто нужно время, чтобы прийти в себя, и пускай количество этого времени остаётся тайной, Сэлвину дышится на порядок легче. С пометкой, что когда Люпин по-настоящему вживается в роль негласного профессора, Аларик понимает, что испытывали его однокурсницы, влюблённые в своего учителя. Он ничем не лучше. В конце-концов, в своё время он начал ходить на факультатив не только, чтобы подточить знания, но и чтобы просто услышать его увлечённый своим делом голос.
[indent]Прямо как сейчас.
[indent]Аларик дожидается, пока Римус обратит на него внимание, и осторожно улыбается. Только для него. Он не говорит ни слова, но смотрит так, чтобы Люпин точно прочитал во взгляде: «Ты чертовски привлекательный профессор». А затем вновь отворачивается к своей тетрадке, больше не нарываясь — когда-нибудь они останутся наедине, и ему придётся отвечать за каждую попытку его смутить.
[indent]Впрочем, Сэлвин не спешит сбежать с первым покидающим их ряды студентом. Наоборот, методично засунув все свои принадлежности в школьную сумку, он остаётся наедине с заметками с факультатива и не дёргает Римуса до последнего вопроса от беспокойных однокурсников. Он ждёт, пока широкий стол не оказывается пустым, и наконец поднимается с места, перекидывая кожаный ремень через плечо.
[indent]— Ты не против небольшого крюка перед ужином? — тянет уголки губ Аларик, приглашая его на выход.
[indent]Он осознаёт это не сразу. Только когда четверть их молчаливого крюка оказывается пройдена, Сэлвин вдруг понимает: он нервничает. И не нарочно молчит — просто не знает в какой момент и откуда стоит начать, несмотря на то, что отрепетировал приглашение множество раз в своей голове.
[indent]Аларик пытается найти поддержку где-то из вне. Вслушивается в свои шаги, оглядывается по нависающим над головой потолкам, словно не видел их десятки раз до этого. Сложнее всего ему посмотреть на Римуса — вероятно, потому что он чувствует каким взглядом его встретят.
[indent]Куда идём, Сэлвин?
[indent]Ещё один крюк, Аларик? Чтоб точно.
[indent]Он не угадывает звучащий вслух вопрос, но тушуется моментально. Находя в себе храбрость взглянуть на идущего рядом с ним Люпина, он сжимает губы, хмыкает и наконец нарушает своё тихое существование.
[indent]— Извини, я не знаю почему я, — осматриваясь вокруг, он соглашается, что здесь — подходит, и приостанавливается у одной из арок с подоконником, — вдруг забыл как разговаривать. Видимо, эффект факультатива, — косясь на него исподлобья, ехидничает Сэлвин.
[indent]Впрочем, он не оставляет ему места, чтобы сбить его с толку достойным ответом.
[indent]— Я хотел спросить тебя, — на мгновение Аларик выглядит пугающе сосредоточенным, словно собирается поделиться с ним экзаменационной задачкой по рунам выпускного уровня, — Ты бы хотел сходить со мной на свидание? Я приглашаю тебя. В субботу после, — он морщит нос, — котлов. Мне хочется побыть с тобой где-то, кроме как в школе. Если, конечно, у тебя нет планов провести субботний вечер как-то иначе. И если ты хочешь, — разгоняется Аларик, — Разумеется.
[indent]Ему приходится напомнить себе посмотреть Римусу в глаза и не забыть дышать. Хорошо, что стена, на которую опирается Аларик, достаточно шершавая, чтобы держать его от стремительного желания поползти по траектории вниз. И ведь не сказать, что приглашение на свидание было самым страшным, что Сэлвину довелось делать — он просто не может объяснить причины своей паники.
[indent]Кроме очевидных. Живых и дышащих — слава Мерлину не в шею — напротив него.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]«Если бы я ещё что-то сделал», — звенит в ушах Сэлвина причиной подавиться и прокашляться. Он мог бы поспорить с ним здесь и сейчас, но юноша выбирает мотнуть головой и тихо не согласиться, прячась от волны сопротивления под тёплым взглядом Люпина. Блиц-дебаты на полминуты ему не подходят, а больше у них и нет. Когда-нибудь он его поймает и вынудит выслушать всё, что он для него «не» сделал — даёт себе мысленное обещание Аларик. Сегодня ему повезло быть спасённым кучкой студентов и пошатнувшейся почвой волшебника.
[indent]Его сознание всё ещё ему принадлежит. Он помнит.
[indent]На едва различимое мгновение Аларик позволяет себе закрыть глаза, сделать глубокий вдох и попрощаться с тонким слоем свинца в грудной клетке. Не всем разом, но это тоже начало. Может быть, кусочек за кусочком он соберёт разодранные в клочья частички себя, растерянные в злополучном лесу ночью четверга. Всё к нему точно не вернётся — он понимает. Как понимает, что совсем не удивительно, что Люпин оказался тем самым осторожным толчком в спину, давшим ему храбрость заглянуть в тёмную чащу вновь.
[indent]Он всегда вынуждал его стремиться быть лучше, чем есть на самом деле. Будь то что-то глупое и детское, как неожиданное открытие, что не все вокруг Сэлвина живут одинаковую с ним жизнь, или что-то достаточно всеобъемлющее, чтобы подорвать всё, во что он верил. Холодная режущая лезвием мысль: мой близкий друг — тот самый монстр, прячущийся в ночных тенях, которым пугают непослушных детей перед сном. Аларик старается не вспоминать о том времени слишком часто, избегая ядовитого чувства вины, направленного на отражение в зеркале, но совсем забыть — не забывает. Потому что если бы не Римус Люпин, кто знает, каким бы человеком Сэлвин нашёл себя сейчас.
[indent]Аккуратное движение ему навстречу обрубает попытку заколоть себя за грехи хотя бы на время. Распахивая широкий взгляд на Люпина, он сначала теряется, чуть подаётся вперёд, пытаясь расслышать, о чём хочет сказать ему волшебник, и практически жалеет. Если, конечно, пронзающий всё тело разряд электричества от его слов можно назвать чем-то, что Сэлвин не хочет чувствовать. Учесть его упрямое желание спровоцировать Римуса на подобные выпады, и впору заподозрить, что юноша испытывает мазохистическое удовольствие, когда теряет дар речи и задыхается.
[indent]Сэлвин сверлит уходящую спину — да-да, ту самую, которая влетает в вековые стены Хогвартса в ярких фантазиях, которыми с ним поделились секундами раньше — и надеется, что он слышит его затылком. Это слишком низко даже для такого человека, как Люпин. Он ведь будет об этом думать. Он будет это видеть. Он...
[indent]Аларик дергается с места рывком, прежде чем прыткое воображение превратит его предстоящий час в пытку, где ни единое ценное объяснение материала Римусом не доберётся до адресата. Получается с переменным успехом. И в раздражённом припадке Сэлвин пробует утянуть его на то же дно красноречивым взглядом, но, увы, не получает должного удовлетворения своей выходкой. Потому что там, где Люпин — привлекательный краснеющий профессор, рядом — Аларик Сэлвин с поручением зажать его в тёмном углу и сердцем в горле.
[indent]На секунду он позволяет себе взвесить хватит ли ему духу выполнить эту просьбу... и задыхается на следующую.
[indent]Говоря о храбрости, которую взращивает в нём Римус с первых курсов, это похоже на финальное испытание. Рядом с ним Аларик чувствует себя непутёвым студентом, отчаянно стремящимся не подать виду, что он еле справляется. С картинками, которые Люпин шепчет ему в ухо. С их близостью, дающейся гриффиндорцу с завидной естественностью в отличие от него. Он так не умеет. Каждый шаг навстречу — маленькая война с собственным сердцем, каждый решительный порыв — вспомнить хлопающую дверь классной комнаты перед носом Люпина — это часы мыслей по кругу.
[indent]Давай, Сэлвин. У тебя всё получится, Сэлвин. Просто сделай, и всё.
[indent]И даже когда у него получается, хватает одного скотского комментария Римуса рядом с его лицом, и вся его театральная смелость тает под градусом краснеющей физиономии. В этом, конечно, есть своя прелесть — Аларик не против быть для него открытой книгой, не способной скрыть от Люпина ни единой стеснённой реакции. Просто иногда он боится, что выглядит абсолютным дилетантом в его глазах.
[indent]Читейшая правда, если подумать. Что не делает её проглатывание легче.
[indent]По крайней мере, он не сдаётся пытаться. Очередная удачная мантра «сделай, и всё» даёт свои плоды, и Аларик наконец-то выплёвывает зудящий на протяжении всего дня вопрос. Пойдёт ли Римус Люпин с ним на свидание; посмотреть в ошарашенные глаза по ту сторону скромного предложения, очевидно ждавших чего угодно, кроме этого, и можно подумать, что он получит свой ответ через десять календарных месяцев. Сэлвин ненарочно задерживает дыхание, уже начав сомневаться в том, что зазря поторопился со своим вдолбленным с традициями и родительским воспитанием официозом. Может, он только по коридорам с ним зажиматься готов.
[indent]Тихое согласие звучит как никогда кстати.
[indent]— Хорошо, — отчеканивает Аларик, наконец выдыхая.
[indent]Он даже не пытается спрятаться, когда его губы растягиваются в бесконтрольную улыбку. Согласен. И, кажется, рад ничуть не меньше самого Сэлвина, ставшего человеческой пародией на бенгальский огонь. Всё в нём сговаривается и выдаёт ребяческую радость: загоревшийся взгляд, потеплевшие щёки и счастливые ямочки, выступавшие всякий раз, когда Римус вынуждал его верить в безусловную взаимность происходящего между ними.
[indent]— Значит, свидание, — кивает Сэлвин, на порядок стихая.
[indent]В такие моменты ему хочется выдержать молчание, словно это поможет поставить ему метафоричную закладку на случившемся — это важно, это то, к чему он обязательно вернётся в будущем, когда начнёт вспоминать как всё начиналось. Непривычная тишина вокруг. Только они вдвоём. И тёплое, пугающее своей величиной чувство, растекающееся от сердца по всему телу.
[indent]Сэлвин поднимает взгляд к лицу Римуса и бессовестно разглядывает его, как картинку. Помножившиеся с наступлением солнечных дней веснушки, неровные дорожки шрамов, напоминающие о внутренней силе юноши, о которой он обязательно не захочет слышать, хаотичные разбросанные в разные стороны кончики кудряшек, живущих своей свободной жизнью — иногда Сэлвину так и хочется пошутить, интересуясь, как сильно его травмировала чья-то расчёска, раз он зарёкся никогда не подвергать себя встречей с её кровными сестрами. Тёмные карие глаза, будто читающие его насквозь. Аларик не замечает, как опять теряется в них, почти забывая, что больше не ограничен в своём доступе к стоящему рядом юноше. Теперь он может касаться его, когда вздумается.
[indent]— А? — просыпается Аларик, когда голос Римуса вырывает его из короткого самодельного транса.
[indent]Он дёргает бровями в замешательстве, еле успевая покоситься на подпирающую его стену. В следующий миг Сэлвин чувствует, как ткань кардигана и рубашки стягивает прикосновение из вне. Он ищет глазами виновника и рвано вдыхает воздух, когда находит его в сантиметрах напротив. Даже если бы он хотел что-нибудь сказать, Аларик послушно замолкает, поддаваясь заданному движением Люпина направлению.
[indent]Сэлвин не сдерживается и улыбается ему в губы — на свою погибель — когда замечает непривычную осторожность в действиях Римуса. Неужели сжалился? Он бы улыбнулся ещё шире — не сжалился — но стоит его спине встретиться с каменным рельефом так лично, что Аларик почти становится частью замка, и таланты отбивать удары под дых теряются в мутнеющем сознании. Обычно у него получается слышать себя. Сейчас? Ничего. Всё, что он чувствует сходится на Люпине. На его запахе, заполняющем всё пространство, на тепле, окутывающем всё тело, на каждом прикосновении отзывающимся электрическими разрядами по спине.
[indent]Он пропускает момент, когда совсем перестаёт думать, заводя ладони за горячую шею Римуса и стискивая его волосы в пропащей надежде удержать хоть какой-то намёк на контроль. Достаточно одного грубого движения навстречу, и Сэлвин отпускает те крупицы самообладания, которые позволяют ему не задохнуться грузным случайным выдохом, напоминающим имя виновника, прямо в губы Люпина. Он никогда не думал, что способен на весь спектр ощущений, которые вызывает в нём Римус одним своим присутствием, но вот он здесь. Краснеющий, задыхающийся и — что ужасно — не желающий останавливаться.
[indent]Только затем, чтобы наконец глотнуть кислорода, чуть ослабляя хватку за затылком Люпина.
[indent]— Мне нравится твоя слепая вера в то, что я понимаю, что ты говоришь, — бормочет юноша, продолжая тяжело дышать и утыкаясь в кучерявую копну волос Римуса, — Парадной одежды? М? — вынуждено он открывает глаза и моргает несколько раз, будто это поможет вернуть фокус, — Ты хочешь пойти со мной на бал? Или сразу на приём к Королеве? Потому что я начинаю нервничать, что не оправдаю твои ожидания, — посмеивается Аларик, начиная находить почву под ногами, — Всё, что от тебя требуется, это прийти. Как угодно, Люпин. Хоть в платье, если этого требует душа.
[indent]Неторопливо ладони Сэлвина съезжают вниз — к груди. К тому самому растянутому писку моды, о котором заикнулся Римус секундами раньше. Он смотрит на мягкую ткань под пальцами и аккуратно улыбается, замечая громкие удары сердца под правой рукой. Наверное, он ещё нескоро привыкнет к мысли, что может заставить его нервничать каким-то дурацким предложением провести с ним время наедине.
[indent]Аларик поднимает на него взгляд, замечая, что, возможно, не рассчитал степени беспокойства напротив. Правда что ли? От неожиданности он не успевает остановить летящие вверх брови, реагирующие на поблескивающие сотней вопросов без ответов глаза.
[indent]— В смысле? — смеётся Сэлвин, не скрывая усталого изумления, — Ещё скажи, что никогда не ходил на свидания, — склоняя голову на бок в немой просьбе перестать придуряться, не верит юноша, — Ведь ходил же? — он меняется в лице, удивляясь по-настоящему.
[indent]Нет, он точно издевается. Не может быть, чтобы Аларик Сэлвин оказался первым, кто отведёт гриффиндорца на свидание.
[indent]— Я не понимаю ты опять издеваешься или нет, — теряется волшебник и наконец понимает, — Ты... серьёзно? Я был уверен, что ты... В смысле, не можешь быть такого, чтобы кто-то уже не успел, — он прикусывает свой язык, чувствуя заслуженный укол вины — мог бы спросить, прежде чем решать за Люпина, — Мерлин, извини, я не глумлюсь. Я не знаю почему я решил, что ты точно уже ходил на свидания, — он сжимает губы в тонкую полосу, не зная, что делать со странной смесью приступа нежности и гордости одновременно, — Точнее, знаю, конечно. Я бы позвал тебя куда-нибудь ещё курсе на пятом — поэтому и не могу смириться с реальностью, где кто-то не опередил меня с этой мыслью, — дергает плечами Сэлвин, тушуясь.
[indent]Опять это тёплое щекочущее в груди ощущение, словно Аларик только что выиграл невероятный приз, на который не смел надеяться. На его плечи опускается неожиданная ответственность, и вместо того, чтобы сгорбиться под её весом, Сэлвин горделиво выпрямляется по струнке и довольно красуется в ней. Ему приятно думать, что в его руках возможность сделать этот день для него чем-то особенным.
[indent]Не то что бы он собирался поступать как-то иначе и без новой информации.
[indent]— Теперь, правда, мне не хочется тебе помогать, просто чтобы посмотреть на твою интерпретацию поведения из библиотечных поэм, — ухмыляется юноша, смотря на него искрящимися ехидством глазами, а потом смягчается и говорит серьёзней, — Тебе поможет, если я скажу, что это? Есть небольшая магическая деревушка — чуть дальше, чем Хогсмид, где мы иногда гуляли с родителями, когда они забирали меня сразу из школы. Я забронировал там ресторан, и прежде чем ты опять начнёшь думать, что тебя всё же ждёт бал — нет, — ненавязчиво он находит ладошку Римуса и осторожно касается её прохладными пальцами, — Ничего вычурного. Я давно хотел поделиться с тобой этим местом. И если ты мне позволишь, я закончу на этом, потому что мне хочется сохранить хоть немного тайны, — заглядывая в его глаза, с просьбой улыбается Сэлвин.
[indent]Он вновь смотрит на Люпина так, словно старается сжиться с мыслью, где ему досталась привилегия пригласить волшебника в запавшее в сердце место. Попробовать удивить. Сэлвин чуть склоняет голову на бок и неожиданно хмурится от волны тревожных мыслей. Вдруг он зря уверен, что у него всё получится. Вдруг он всё испортит. Или заставит Римуса устало смотреть на стрелку часов в тихой мольбе, чтобы его страданиям пришёл конец. Вдруг не угадает.
[indent]Аларик делает глубокий вдох и тихо выдыхает, понимая, что не сможет узнать ответов на своё беспокойство раньше субботы. Всё, что ему доступно — это постараться со всей искренностью и от всего сердца. Что он и собирался сделать с самого начала.
[indent]Они стоят так ещё какое-то время, пока Аларик убеждается, что у Римуса не осталось животрепещущих вопросов, и тот сможет спать спокойно ближайшие пару ночей. Без огромного энтузиазма Сэлвин смотрит на подаренные часы и негромко напоминает, что им стоит попасть на ужин. Потому что они всё ещё школьники, и им всё ещё положено участвовать в жизни замка, а не прятаться по коридорам.
[indent]По крайней мере, теперь он может жить в ожидании субботы — в последнее время Аларик существует только такими рывками.

С У Б Б О Т А ,  В Т О Р А Я   П О Л О В И Н А   Д Н Я

[indent]Прислонившись спиной к будке охранного поста, Сэлвин настукивает тихий нервозный ритм по рукоятке новой трости — всё ещё слишком шершавой и непривычной. Он стоит здесь всего пару минут, прикрыв глаза и отчаянно стараясь избавиться от непрошеной тревоги. Словно за тот короткий час, что они не виделись, вместо Люпина к нему выйдет его озлобленный брат-близнец, готовый беспощадно разносить каждое его решение.
[indent]Начнёт, видимо, с собранных в самурайский пучок волос, а закончит не заправленной в штаны рубашкой. Ненавязчиво, с налётом небрежной аккуратности, словно Сэлвин совершенно не думал о том, как оденется несколько дней подряд.
[indent]Ему хочется напомнить себе, что этого стоило ожидать: он мог притворяться сколько угодно, Аларик знал, что обязательно разнервничается, когда стрелка часов окажется напротив страшного момента истины. Только вот всё на, что способен внутренний монолог Сэлвина, сводится к бесконечному бегу в колесе страшных сценариев. Не то. Не так. Может, вообще стоило не торопиться с мытьём котлов, и вместо того, чтобы ускорять процесс пронесённой за спиной палочкой, насладиться их наказанием в полной мере, опоздав на время резервации? В нём ведь не смогут разочароваться, если они никогда не начнут обещанное свидание.
[indent]Забавно, что он может представить себе пять часов в компании Люпина и грязных чанов, но стоит двум константам очутиться в другой среде, и одна из них готова растерять все намёки на храбрость. Будто они никогда раньше не оказывались за пределами школы вместе. Оказывались. Но не с той расстановкой ролей, и прежде чем Аларик успевает подумать о том, что изменилось и почему его лихорадит, его слух улавливает звук приближающихся шагов.
[indent]Он держит глаза закрытыми, стараясь совладать с собственным дыханием, до тех пор, пока не узнаёт в отдалённом шарканье походку Люпина. Аларик мгновенно отталкивается от своей единственной опоры, поворачивается на источник звука и встречаясь с ним взглядами, улыбается под ухающее в пятки сердце.
[indent]Почему он, чёрт возьми, не может перестать нервничать.
[indent]— Чёрт, — театрально сокрушается Сэлвин, — А я понадеялся на платье, — будто проверяя всё ли осталось прежним, шутит юноша.
[indent]Его взгляд цепляется за редкое зрелище — застёгнутую до самого горла рубашку, и в это же мгновение нервозный ком в горле, мучивший Сэлвина последние полчаса, уменьшается в габаритах. Кажется, не он один пережил маленький кризис личности, пока надевал свои обычные вещи в необычном состоянии. Или он слишком вчитывается в детали, на деле не имеющее никакого веса?
[indent]— Пойдём? — дернув головой в сторону выхода, спрашивает волшебник.
[indent]Он пытается выглядеть в меру беспечно, но подозревает — всё его тело работает против своего хозяина, наверняка, уже оповестив Римуса о том, что его компания переживает внутреннюю эмоциональную качку. А ведь он всё продумал. Намеренно отрепетировал, как увидит его, улыбнётся и предложит свою ладонь, пока они не отойдут от школы достаточно, чтобы трансгрессировать по месту назначения.
[indent]Сэлвин косится на ту самую ладонь, которую должен был взять, и слегка хмурится. Забыл; и теперь это выглядит упущенной возможностью, которой не вернуть. Он не скажет точно, что именно вызывает в нём резкую волну раздражения в свою сторону, но её оказывается достаточно, чтобы заставить его заговорить.
[indent]— Кто-нибудь объяснит мне почему я чувствую себя так, как будто сейчас конец шестого курса, и я решил признаться тебе в любви, — он косится на Люпина, то ли улыбаясь, то ли страдая сквозь, — Вроде бы не шестой, и вроде бы уже признался, — разглядывая идущего рядом юношу на предмет признаков из прошлого, щурится Сэлвин.
[indent]Он проходит несколько шагов, а затем морщится какой-то мысли, вновь находит его ладонь в периферии и на этот раз уже перехватывает её своей, хмыкнув. Не так уж и сложно, если не придумывать, что Римус Люпин хочет находиться здесь в разы меньше, чем он. Не похоже, что это так.
[indent]Задирая голову к небу, Сэлвин молчаливо оценивает их удачливость — будет неплохо, если дождь не застанет их на полпути. В противном случае Люпин сможет пережить достойную бульварных романов сцену поцелуев под дождём; Аларик хмурится себе под нос, поймав себя на мысли, что это звучит не так плохо, когда он представляет их вдвоём заместо главных героев. Но ритм шага всё же ускоряет.
[indent]Перехватывая его покрепче за локоть, прежде чем трансгрессировать, юноша не сдерживается от тактичного замечания: он искренне надеется, что дававший ему курс по трансгрессии в домашних условиях профессор такой же компетентный, как и школьный. Будет слишком грустно хромать на обе ноги.
[indent]К их огромной удаче — конечности всё же остаются в сохранности.
[indent]То и дело подглядывая за лицом Люпина, он ведёт их сквозь центральную площадь по каменной дорожке в глубь одной из немногочисленных улочек, рассредотачивающихся в разные стороны, словно лучи солнца. Ему любопытно узнать, что творится в голове юноши, но Сэлвин решает оставить его в покое хотя бы до тех пор, пока они не окажутся перед искомой аркой, уводящей вглубь стены. Достаточно внушительной, чтобы заметить, но вполне себе неприметной, чтобы пропустить и не попытать счастья внутри.
[indent]— Мы на месте, — чеканит Сэлвин, останавливаясь напротив прохода в длинной каменной стене.
[indent]Не мешкая, волшебник проходит внутрь помещения и, убедившись, что Люпин не сбежал в противоположную сторону, добродушно здоровается с привет-ведьмой, уточняя свою фамилию и час резервации. Послушно следуя за пригласившей следовать за ней девушкой, он продолжает бросать короткие взгляды на Римуса с неизменным любопытством.
[indent]Главный зал здесь всегда людный и шумный, хоть и нравится Аларику больше остальных. Уставленный книгами от пола до потолка, пропитанный запахом печёных ягод и домашнего охотничьего пирога с жареным картофелем. Сюда надо приходить с громкой компанией друзей, и Сэлвин надеется, что идущий за ним Люпин не успел заволноваться, что его выбор пал на проклятье для тонкого слуха. Нет, их ведут дальше. Мимо цитрусовых гирлянд, к деревянной лестнице, уходящей за угол, уставленной текущими на половицы свечами — абсолютное кощунство, если спросить Аларика, но в этом есть свой странный шарм. Они останавливаются напротив тяжёлой вельветовой шторы, и несмотря на маленькие габариты, привет-ведьма дёргает её с резвым энтузиазмом, пропуская гостей внутрь.
[indent]Аларик позволяет себе встретиться с Люпином взглядами, дёргая губы в аккуратную улыбку. Не без надежды, что отрезанная от всего мира будка с огромным диваном и пуфами вместо стульев придётся ему больше по душе, чем цоканье бокалов и гул посторонних голосов.
[indent]— А ещё у них есть снукер в подвале и дротики, — отзывается Аларик, когда их проводница пропадает с горизонта, — С первым не могу обещать перформанс года, но в дартс меня пока никто не обыгрывал, — дёрнув бровью, он смотрит на Римуса с очевидным вызовом.
[indent]Аларик оставляет трость на входе, избавляясь от неё на ближайшие несколько часов, и выбирает себе место на диване. Не без немого приглашения не сбегать от него на другой конец стола. Он тянется к заботливо оставленному меню и раскрывает его пошире, поворачивая его боком к Люпину. Свой заказ он знает наизусть.
[indent]— Я могу подсказать, если захочешь, но вообще у них всё вкусное, — утопая в мягких подушках, он ненавязчиво съезжает поближе к Римусу и, откинувшись на спинку дивана, смиряет его тёплым взглядом, — Прочитать?
[indent]Ещё год назад он не позволил себе мысли, что когда-нибудь всё-таки окажется здесь в компании Римуса. И пускай та версия Сэлвина отправляется в своё худшее лето за последние шесть лет в школе, Аларик ей завидует. Её самая большая проблема это мальчик, который на самом деле любит его в ответ — просто не нашёл в себе сил произнести это. Но его семья всё ещё цела, а дом не напоминает заброшенный особняк из газетных вырезок.
[indent]Он нарочно одёргивает себя, тянется за блокнотом для заказов и аккуратно записывает их выбор, прежде чем вернуться в исходное положение. Сэлвин роняет голову на спинку дивана и, повернувшись к юноше сбоку, растекается в хитрой улыбке. Аларик пробегается вдумчивым взглядом от его лица, к свитеру, ко всё ещё застёгнутой на последнюю пуговицу рубашке и обратно к веснушкам. Он не дожидается, когда Люпин заметит и обращается к нему по имени.
[indent]— Римус, я тебе когда-нибудь говорил, что ты красивый? — произносит он с трепетным теплом в голосе, пока его сердце пропускает пару ударов.
[indent]Кажется, говорил что-то похожее. Точно про глаза. Но он так часто думает об этом последнюю неделю, что пользуется располагающим мгновением, чтобы напомнить.
[indent]— Так вот, — кривясь в неостановимой болезненной улыбке, не может угомониться Аларик, — Ты красивый.
[indent]Он знает, что делает. Просто ему наплевать, что он обязательно умрёт после.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Он тянется к нему словно напуганный зверёк, идущий на мерцающий свет среди беспробудной ночной темноты. Измотанный, исписанный зудящими невидимыми обывательскому взгляду ссадинами. Он ищет этой секундной передышки во всём. В коротких брошенных между лекциями фразах, в бегущих мимо взглядах, задерживающихся достаточно, чтобы ощутить приятное покалывание на кончиках пальцев, в тихих вечерах среди шуршания перьев по пергаменту и шелестящих страниц видавших учебников, и сегодня, выцарапав у Вселенной возможность почувствовать себя нормальным, почти цельным, Аларик держится за этот обещанный друг другу вечер, как за трещащий по швам плот посреди неутомимого шторма. Всё, на что он надеется, это выскочить из цепких когтей его реальности достаточно далеко, чтобы они не нашли его, как только единственный последний свет в окошке погаснет.
[indent]А находят они всегда.
[indent]Вырастающий над ним силуэт из дальнего угла спальни, сверкающий наточенными на цель зубами — в горло, в сердце. Он чувствует его спиной, горбясь на конспектами, слышит между ударами собственных шагов в коридорах Хогвартса, вдыхает его терпкий металлический запах, нашёптывающий тихое: я жду тебя; я буду здесь, когда ты окажешься один.
[indent]И сколько бы он ни гнал темноту прочь, ревниво впиваясь в драгоценные секунды передышки, в конце он всегда один. Тет-а-тет с монстром из по кровати — давним детским почти другом — напоминающим ему почему ночные кошмары стали его верными спутниками слишком давно, чтобы надеяться на бестревожные сны. Иногда у него получается, он зажимает уши достаточно прочно, чтобы исчезнуть из мира на несколько часов тишины. Но чаще мерзкое чудовище находит его, стервозно царапает о дверь сознания с парализующей воздух уверенностью, что когда-нибудь та слетит с петель, когда-нибудь оно доберётся до своей испуганной жертвы, не дотерпевшей до первых лучей рассвета.
[indent]Просто не сейчас. Не сегодня.
[indent]Потому что тихий серебрящийся смех Римуса рассыпается в воздухе, и сгущающиеся вокруг Аларика тени отступают. Кислород становится легче. Кажется, даже серое шотландское небо, не сподобившееся отзеркалить настроения двух взволнованных студентов, светлеет, пропустив парочку скудных солнечных лучей.
[indent]Аларик морщится в улыбке, замечая другую тревогу. Знакомую и приятную. С которой он смотрел на Люпина, пытаясь найти ответ на изувеченный вопрос: почему у него получилось тронуть сердце юноши там же, где появилась засечка на его собственном. Он даже не пробует углубляться в бесполезное упражнение. Что бы это ни было, после нескольких лет попыток разобраться в самом себе и десяти месяцев сменяющих друг друга тревоги и тихой обиды, он готов принять это как маленькое чудо, которое ему позволила судьба; заключить в замок из рук и прижимать к груди до тех пор, пока Римус Люпин будет продолжать смотреть на него так.
[indent]— Получается, придётся брать харизмой, — хмыкает Сэлвин, сморщив нос.
[indent]Получается, что даже не придётся стараться. Ни с платьем, ни без. Люпину достаточно ковырнуть его брошенной невзначай издёвкой, и сердце слизеринца порывается покинуть свой пост. И главное, так давно, что он уже не вспомнит когда наглые ухмылки Римуса не заставляли его давиться кислородом.
[indent]Впрочем, переживать его искренние порывы ничуть не проще. Люпин заряжает в него риторическим вопросом якобы между делом, и Сэлвин чувствует жар, бегущий по спине волной. Неожиданно его тело становится слишком осязаемым, аккуратно подобранная одежда — окном в гудящую шумящую комнату беспокойств о том, как ему хочется выглядеть для него красивым. Он согласится и на симпатичного. Потому что с его внешними дефектами неблагоразумно полагаться только на смазливую мину.
[indent]Он никогда бы не назвал себя откровенно страшным. Были в нём детали, способные отвлечь невнимательный взгляд обывателя от общей плачевной картины. Светлые большие глаза, материнское точёное лицо, возвышающаяся над большинством однокурсников макушка. Но надколов и царапин больше. Порой, когда Сэлвин смотрит на себя в зеркало, он видит только их. Худой болезненный силуэт, спотыкающийся на каждом десятом шагу, ставшие его привычным цветом лица синяки под глазами, вечно холодные пальцы — всё это перевешивает любое достоинство, щедро доставшееся от родителей.
[indent]Тем дороже осознавать, что внимание Римуса почему-то пропускает его шероховатости и смотрит на него совсем иначе, нежели сам Аларик.
[indent]— Да, это, судя по всему, мой любимый спорт — делать тебя глупым, — отвечая ему соизмеримо вздёрнутой бровью, он отзывается куда храбрей, чем чувствует себя на самом деле, и бормочет почти шёпотом аккуратное: «Я рад, что тебе нравится».
[indent]Раньше он думал, что это чересчур. Нервничать, мечась между двумя рубашками. Переправлять прядку волос, словно это изменит всё впечатление от свидания. Сэлвину казалось, что это оплот подростковой незрелости. Той же самой горячки, сводившей с ума даже самых здравомыслящих знакомых юноши. Что ж. Кажется его случай не оказался особенным, и ему ни капли не обидно. Скорее стыдно за все косые взгляды в сторону невинных влюблённых. Теперь он понимает, почему это важно, и почему совсем не похоже на механизированные подготовки перед привычными зваными ужинами в поместье родителей.
[indent]Аларик не замечает, как напоминание о его чувствах вырывается проходящей мимо мыслью, но замечает точечный укол под рёбра в секунду, когда оно превращается в «не один раз». Он бросает осторожный взгляд к Римусу, беспокоясь увидеть в его глазах тихое: «Хватит». Не видит. Что не останавливает пустившую мгновенные корни тревогу.
[indent]Может, он говорит о том, что чувствует к нему слишком часто?
[indent]Может, душит его, сам того не замечая?
[indent]Он собирается пообещать себе что-то с этим сделать, но так и не решает что именно. Он не хочет переставать, как не хочет встретиться с усталостью в глазах Люпина от очередной версии «я тебя люблю» другими словами. Приходится смириться, что это обязательно найдёт его в самый неподходящий момент. А пока Аларик лишь дёргает уголки губ в тёплую улыбку, позволяя себе поверить, что происходящее откликается в Римусе так же ярко, как и в нём.
[indent]А ведь он думал об этом дне и раньше. Из тех немногих вещей, которые Сэлвин позволял себе в отношении идущего рядом юноши, его мысли зачастую забредали в ту Вселенную, где он звал его куда-то не как друга, и тот соглашался. Самонадеянно? Возможно. Как и его признание, прогремевшее громом среди чистого неба. Однако сжимая ладонь Люпина в своей, едва ли он может найти хоть одну причину отчитать себя за отсутствие фильтра.
[indent]Колючее беспокойство отступает на задний план с каждым пойманным взглядом Римуса, пропускающим наружу что-то откликающееся теплом в солнечном сплетении. Кажется, не прогадал. Достаточно привычно, чтобы не выбиваться из подборки мест, знакомых им в Хогсмиде, и всё же ощутимо лично, чтобы намекнуть — он думал о нём в каждой детали. У Аларика было много времени, чтобы выбрать что-то особенное, перебирая десятки воспоминаний о том, где ему доводилось бывать и чем бы хотелось поделиться. Здесь — собрано всё.
[indent]Из груди юноши вырывается приглушённый смешок. И спортивное унижение входило в список тоже.
[indent]— А кто-то говорил, что свидания со мной проходят по какому-то другому принципу? — хмыкает Аларик, поджав губы, — Я понадеялся, что тебе приходилось играть в снукер в барах. В моём случае позорные проигрыши — что-то привычное. Мой отец провёл пугающе много времени в пабе перед Визенгамотом, когда учился на адвоката, и это аукается всей семье по сей день, — пожимает плечами Сэлвин, по-тёплому улыбаясь от картинки мальчишки Римуса, вырывающегося на свободу в летние каникулы.
[indent]Он любит, когда Люпин проливает свет на детали своей жизни вне Хогвартса, даже такие незначительные. Он собирает их, словно сокровища, позволяющие оказаться к нему чуть ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Узнать больше, чем то, что лежит на поверхности.
[indent]Аларик усмехается собственной мысли, представляя несчастную жертву дротика в руках Римуса.
[indent]— Нет, дартса не было, — он мнётся мгновение, а затем дёргает бровями и говорит на выдохе, — Я ходил в детский клуб по квиддичу до того, как, — дёрнув плохой ногой, объясняется юноша, — Загонщиком. Правда, без врождённых талантов к меткости. Так вот в порыве что-нибудь с этим сделать я провёл всё лето, пытаясь попасть в дырку соседского забора вот такого размера, — изображая едва просвечивающее кольцо пальцами, продолжает Аларик, — камешками и косточками от растущей на нашем участке вишни. С меткостью проблем больше не было, а вот с соседкой, — он смеётся, качая головой, — Так что если надо будет зарядить кому-нибудь камешком в затылок на прощание, я твой человек. Они даже не поймут откуда прилетело.
[indent]Аларик заметно задумывается, словно взвешивая какую-то фразу на право к жизни. Он дожидается, когда Римус устроится рядом с ним поудобней и тихо хмыкает. Он обязательно проклянет себя за подначивание там, где он прекрасно знает, что не донесёт бравое лицо до конца, и всё равно не находит в себе сил, чтобы прикусить язык.
[indent]Поджав губы, он ловит его взгляд и чуть склоняет голову, чувствуя, как щёки краснеют от одной мысли о том, что он хочет сказать.
[indent]— Оставлять тебя без приза за победу действительно не хочется. Я открыт к предложениям. Мне, например, показалось, что тебе понравилось, когда я, — на мгновение его голос сбивается, — по-особенному называю тебя по имени. А, Римус? — кусая себя за внутреннюю часть губы, чтобы не сгореть, выплёвывает из себя Аларик, убавляя звук под конец.
[indent]Он не забыл. Это бесстыдное брошенное перед Большим Залом замечание, вынудившее его подавиться собственным сердцем и болезненно вспоминать сценку в тусклом свете коридора по кругу весь вечер. Думать о том, как с какой лёгкостью Римус Люпин способен вынудить его отпустить натянутый стержень контроля, не стыдясь расплёскивающихся подобными выпадами чувств. А потом хуже — дать пищу сознанию о том, что ещё он может сделать, чтобы получить очередную не отполированную реакцию.
[indent]Сэлвин хватается за меню быстрее, чем возможные сценарии станут его кончиной здесь и сейчас; и только сжимающееся в груди сердце выдаёт что мазохистского интереса в нём ничуть не меньше, чем искреннего страха. Это тоже что-то новенькое в репертуаре его фантазии.
[indent]Может быть, поэтому он методично нажимает на чувствительные точки Римуса, когда замечает, что не может справиться со своими собственными. Правда, вряд ли осознанно, потому что его: «Ты красивый», — сказано без единого злого умысла или издёвки. Сэлвин ловит себя на этих мыслях всякий раз, когда засматривается на юношу дольше пары секунд. Он произносит то, что решил для себя ещё очень давно. Раньше, чем понял, что пронзительные карие глаза заставляют сердце ухать в пятки. Ему всегда нравилось на него смотреть — худеньким юрким мальчишкой, косящимся на него волком, и возмужавшим юношей с самой тёплой улыбкой, которую ему доводилось видеть.
[indent]— Не помню, чтобы я задавал вопрос, что ты об этом думаешь, — язвит Аларик, косясь на него лёгким наклоном головы.
[indent]Ему, разумеется, не всё равно, но за своё мнение Сэлвин готов-таки сподобиться и дойти до дуэльного клуба.
[indent]Впрочем, следом Аларик замолкает и не пикает ни звука, замечая пробивающуюся морщинку между бровями юноши. Он старается не отсвечивать то, как сильно ему хочется взбунтоваться от того с какой несправедливостью относится к себе Римус. Он понимает — догадывается — почему. Видит, куда путешествует взгляд волшебника. И волна отторжения накатывает по-новой. Ему хочется схватить его за ладони, встряхнуть их как следует и проскандировать недовольное: нет.
[indent]Нет в нём ничего, что Аларику хотелось бы спрятать. Ни единой детали. И то, что мир, в котором они вынуждены взрослеть, вынудил Римуса считать как-то иначе, не значит, что это правильно. Мир, вообще, имеет в себе пугающее количество неправильного, с которым они вынуждены то мириться, то бороться. В его случае — Аларик Сэлвин встанет в первую линию, если будет хоть малейшая надежда на перемены.
[indent]Его боковое зрение не улавливает движения навстречу. Он вздрагивает, когда тёплые пальцы Римуса касаются его кожи. От неожиданности. От мгновенной волны мурашек, разбегающихся разрядом по всему телу. Таких, что он почти лишается дара речи. Почти.
[indent]— Ничего, что мне хотелось бы спрятать, — отзывается он нарочно тихо, успокаивая бунтующее сердце, — Мне бы показать тебе: каким я тебя вижу, — смиряя его тёплым взглядом, бормочет Аларик, — Знаешь, это долгое время было настоящей проблемой. Посмотреть на тебя и не пялиться. А я пялился, — хмыкает Сэлвин, — Иногда, правда, прикрывался карандашом и бумагой. Портрет, как будто бы, даёт тебе негласное разрешение сверяться с моделью так часто, как требуется, — посмеивается волшебник, борясь с накатывающим к лицу теплом, — Ну, а если не верится словам, то некоторые вещи не подделать, как ни пытайся, — поджимает губы Аларик, отводя взгляд прежде, чем к нему придёт ярое желание ударить себя по рту.
[indent]Сэлвин отплачивает за поползновения смутить всех присутствующих тройным залпом тахикардии — ладонь Люпина никуда не пропадает, издевательски спускаясь ниже на шею. Он даже не может попытаться притвориться, будто его дыхание не сбилось. Сбилось. И он ждёт чего-то, что обязательно сделает хуже. Знает, что Римус не выберет путь меньшего сопротивления, оставив его погибать медленно. Нет, он предпочитает не мучать свою жертву, лишая надежды с самого начала.
[indent]Аларик косится на него, когда убегающая прядь волос за ухо щекочет лицо — или, может, дело в вернувшейся к нему ладони? Он ждёт знакомой смены, готовясь хватать кислород ртом, как в последний раз, но вместо этого, будто вдоволь поиздевавшись, Римус отсаживается обратно. И прежде, чем Аларик успевает возмутиться вслух, шторка на входе дёргается, вынуждая юношу зависнуть на пару многословных секунд с вздёрнутыми бровями.
[indent]Серьёзно? Издевается? После всего, что он ему сказал?
[indent]Или из-за.
[indent]Аларик негромко вздыхает, когда понимает, что его лёгкие наполняются свинцом. Не тем, от которого в животе приятно сводит. Ледяным, обжигающим. Словно он моргнул и провалился под толщину льда. Ступню правой ноги начинает неприятно покалывать, будто его что-то щекочет. Сердце пропускает удар, пальцы становятся ватными. В тумане Аларик, кажется, благодарит за напитки и улыбается то ли Римусу, то ли спине уходящей официантки.
[indent]Когда он понимает, что происходит, дыхание спирает так, что каждый вздох — усилие над собой. Он находит ладонь Римуса на правом колене, пока старается вернуть перепуганное сознание обратно в тело. Он всё ещё с ним. Всё ещё в уютной таверне, в комнате, уставленной книгами под самый потолок. В лёгких нет примеси воды и крови, и расходящиеся разряды электричества от бедра вниз — всего лишь перепуганное сознание.
[indent]Он не слышит первого вопроса, но голоса Люпина хватает, чтобы пробиться сквозь звон в ушах, и позволить ему сделать первый свободный вдох. Следом к нему возвращается внутренний монолог, входящий обратно с обозлённым на самого себя залпом.
[indent]Почему он, чёрт подери, не может быть нормальным?
[indent]Аларик смотрит на юношу слегка растерянным взглядом, давая сознанию возможность догнать услышанное.
[indent]— Меньшего я от тебя не ожидал, — хмыкает Сэлвин, дёргает уголками губ вверх и тянется к стакану, — И за то, что ты согласился, — приводя дыхание в худо-бедный порядок, ухмыляется волшебник.
[indent]Делая небольшой глоток, он концентрируется на оставшейся на его ноге ладони, заставляя себя привыкнуть к ощущению тяжести. К пробивающемуся через тонкую ткань теплу. Это совсем не похоже на колючий холод озера, на болезненные разряды от разодранной зубами кожи. Это Римус. Это всего лишь его аккуратная попытка оказаться ближе, и больше всего на свете он хочет позволить ему.
[indent]Сэлвин переминается на месте и улавливает тихое шуршание в кармане забытой новости, едва заметно подскакивая на диване. Он толком не знает, будут ли они праздновать или запивать горе, но прежде чем его голова успеет отодвинуть момент истины на потом, юноша тянется за принесённым конвертом. Отставив стакан с напитком в сторону, Аларик вытаскивает письмо на колени и, поворачиваясь к Люпину корпусом, наконец объясняется:
[indent]— Есть ещё одна вещь за которую, возможно, будет повод поднять тост, — качнувшись, Сэлвин морщится, — Хороший это повод или так себе, я хотел узнать рядом с тобой, — опуская взгляд на бумажку внизу, договаривает молодой человек.
[indent]Он смирился с любым исходом. По крайней мере, в этом убедил себя Аларик, когда забрал долгожданный ответ из лап Мефи вечером в пятницу, и до сих пор почти не вспоминал о давящем на плечи вопросе. Однако сейчас, когда да или нет становится весьма осязаемой реальностью на коленях, его сердце даёт лёгкий сбой.
[indent]— Помнишь, я давал тебе почитать пару исследований из программы, которую спонсирует Министерство, — сведя брови на переносице, чуть хмурится Аларик, — Так вот. Возможно, у меня проблемы с оценкой своих способностей, но я подал заявление без предварительной стажировки в два года, — он дёргает плечами и тут же оправдывается, — Не вижу, чтобы то, что я делал ещё в январе отличалось от того, чем занимаются те, кто уже поступил. Да и наличие опыта в реальной лаборатории, — изображает кавычки волшебник, — это только чтобы он был. Но… так думаю я. Что считает комиссия, я пока не узнал, — смеётся Аларик и протягивает конверт Люпину с тихим вопросом: «Окажешь честь?»
[indent]Устраиваясь чуть поглубже в диване, чтобы видеть, что происходит в руках Римуса, он прикладывает согнутые пальцы к губам и замирает. Глупо получится, если все фанфары окажутся напрасными. Но что-то в Сэлвине сопротивляется верить, что волшебник не достоин и не достаточен. В нём множество слабостей и недостатков, чтобы сомневаться в себе направо и налево, однако в этом? Его голова, его упрямство — единственные опоры, позволявшие Аларику держатся на плаву всё это время. Он разрешает себе верить, что не напрасно.
[indent]Глаз слизеринца цепляется за его полное имя и фамилию, следом за которыми проглядывается «рады сообщить», и он знает. Не ошибся. Его лицо трогает мгновенная улыбка и, прежде чем Римус проклянет его за вручённый в руки текст, о котором никто не просил, он подаётся вперёд, оказываясь почти у его лица, перехватывает развернутый пергамент и искрясь самодовольным взглядом, чеканит:
[indent]— Кажется, моё эго проживёт нетронутым ещё немного, — он складывает ответ пополам резким движением, перехватывая взгляд Римуса своим, — Меня приняли. Это… — откладывая письмо в сторону, Аларик глубоко вдыхает, стараясь свыкнуться с мыслью, что это действительно произошло, — лучшая новость. Значит, кому-то в Министерстве интересно, чтобы моя работа увидела свет. Да, что я собственно. Мне не нужно объяснять тебе, насколько это важно, — по-тёплому улыбается Сэлвин.
[indent]Вопрос не в общественном признании и не в похвале. То, чем он занимается, уже давным-давно переросло детские мечты и амбиции увидеть своё имя в заголовках газет, потому что это говорит о статусе и об успешности. Конечно, он хочет, чтобы его исследования пошли дальше школьной скамьи и пыльной Выручай-комнаты. Только уже по совершенно другим причинам, едва ли касающимся личных карьерных претензий.
[indent]Аларик поднимает отставленный стакан чуть выше, предлагая очередной тост.
[indent]— За перемены… и за мою самоуверенность, отказывающуюся существовать в реальном мире, — ехидничает Аларик, — Я имею в виду, моя стажировка, — он стукает пальцами по лежащему на столе конверту, а затем делает аккуратный жест в сторону Римуса, — мой парень. Возможно, я переоцениваю себя, но пока что это срабатывает только в мою пользу, — смеётся Сэлвин и морщится, добавляя, — Надо будет заглянуть к Слизнорту. Принести добрую весть, что он был не прав, когда отговаривал меня в январе, — хмыкает юноша.
[indent]Он успевает спрятать конверт обратно в карман, прежде чем уже знакомая официантка появляется из-за шторы с подносами. Сдвинувшись на край дивана для удобства, он помогает отставить свечи и маленькие украшения на поверхности, чтобы весь заказ уместился на столике.
[indent]Римуса встречает почти виноватый взгляд — возможно, где-то здесь волшебник догадался, что количество закусок, которое заказал Сэлвин, совсем не отсвечивает необходимость юноши выкатиться по лестнице вниз. Вряд ли он сможет, даже если очень захочет. Но не отправлять же всё обратно на кухню? Верно. Жаль, жаль, жаль.
[indent]Аларик не замечает, как постепенно сопровождавшая его с середины дня тревога растворяется в моменте. Пока они смеются, болтают, оживлённо обсуждают — или осуждают — вкусовые пристрастия друг друга, темнота рассеивается. Они снова под деревом на опушке у Хогвартса, и окружающий мир стал отголоском далёкого эхо. Его не мучают воспоминания и не беспокоит ближайшее будущее. Всё внимание Сэлвина сконцентрировано на сидящем напротив Римусе.
[indent]Его Римусе.
[indent]Стоит ему так подумать, и щёки вспыхивают розовой краской. В какой-то момент он даже избавляется от полурасстегнутой жилетки, откладывая её аккуратно в сторону. На ручку дивана. Он бы мог сидеть так с ним до самой ночи, но Аларик вовремя вспоминает о существовании целого стеллажа с магическими играми, картами, шахматами — он же не привёл его именно сюда просто так — и приглашает Люпина выбрать вместе.
[indent]Не сдерживая многозначительного смешка, он согласно забирает небольшую коробочку с волшебными картами-вопросами, забавляясь тому, что судя по всему им обоим хочется подковырнуть крышку чего-то, что они не знали друг о друге до сих пор. Он только за. Настолько, что Сэлвин соглашается начать первым и бесстрашно вытягивает пустую картонную карточку, ожидая, когда на ней что-нибудь появится.
[indent]— Воспоминание, о котором я никому не рассказывал, — дёрнув бровями, он откладывает картонку в сторону, тянется к повторенному «безвкусному» заказу и, сделав глоток, ненадолго задумывается.
[indent]Осторожно Аларик листает разные отрывки из памяти, которые могли проскочить мимо вечерних разговоров о прошлом за тёплой чашкой чая у камина. Он может выбрать что-то незначительное. Маленький момент из пережитого, который ничего не изменил. Таких у него сотни. Но сознание, будто нарочно, подсовывает ему что-то важное, что-то, что хочется спрятать так глубоко, чтобы даже Аларик не смог бы это найти.
[indent]Юноша поднимает взгляд на Люпина и вдруг понимает, что теперь уже соврёт, если заговорит о какой-нибудь выходке Пенелопы или о его очередной обсессии, вынудившей обзавестись никому не нужным талантом, который он похоронит вместе с собой.
[indent]— Я же рассказывал тебе, что хотел стать магозоологом, когда был мальчишкой? Так вот. Я писал книгу. Точнее, мы. Я и мой друг Эммори. Называлась она: Они точно существуют! Путеводитель по магическим тварям Соединённого Королевства, — голос Аларика становится тише, а взгляд начитает поблёскивать то ли теплом, то ли молчаливой грустью, — Я приезжал к ним в гости каждое лето, вплоть до десяти, и каждое лето мы заполняли её всем, что только могли найти в соседних кустах. Мы так её никому никогда не показали, — поджимает губы волшебник, стараясь не обращать внимание на разливающуюся в солнечном сплетении тяжесть, — Думаю, время пришло. Я обязательно познакомлю тебя с этим творением, когда ты будешь у меня дома, — усилием выдёргивает себя из своей же головы Сэлвин.
[indent]Всё чаще он чувствует себя виноватым, что никогда не говорит об Эммори МакФасти. Будто нарочно пытается похоронить его в том озере, чтобы эта история никогда не нашла выход в свет. Но разве тот заслужил? Разве полный жизни мальчишка должен кануть в лету, просто потому что Сэлвин так и не простил себя за произошедшее? Пожалуй, если кто-то из них и стоит того, чтобы о нём говорили, не замолкая, это Эммори. Аларик хочет попытаться начать, и сделать это здесь, рядом с Люпином, кажется ему самой подходящей отправной точкой.
[indent]Следующие вопросы оказываются куда проще. Словно что-то в несчастных карточках сжаливается над юношей, разрешая его сердцу короткую передышку от потрясений. Впрочем, когда Сэлвин тянется за очередной, благодарность уходит на задний план. Он видит, как появляются слова, хмурится и растеряно произносит:
[indent]— Что вам нравится в людях, что за это может быть стыдно, — Аларик морщит нос.
[indent]Дергается назад в диван, поворачивается к Римусу, бестолково улыбается. Моргает. Щурится.
[indent]— Чтобы аж было стыдно? — опять щурится, — Я не помню, когда мне в этой жизни было стыдно в последний раз, — волшебник вздыхает, поднимая взгляд к потолку, а затем вдруг вспыхивает какой-то бестолковой мыслью и тут же её произносит, —  Пенисы? Это у нас рассматривается, как стыдно? — смеётся Аларик, очевидно не соглашаясь с собственным ответом, — Нет, ладно. Дай мне подумать, я хочу сделать это серьёзно, — не успокаивается юноша, притягивая к себе стакан и делая небольшой глоток.
[indent]Он сжимает губы, уставляется в одну точку и становится таким тихим, что впору забеспокоиться: а точно дышит? Он заметно переживает всю палитру собственных мыслей, проскальзывающих от явного замешательства и сменяющихся увеличивающейся в своём ехидстве улыбке.
[indent]Сэлвин поворачивается в нему всем корпусом, врезаясь затянутым на диван коленом в Римуса, и опирается на спинку боком, поблескивая какой-то довольной дьявольщиной в глазах.
[indent]— Знаю, — кивает он сам себе, — Мне трудно обозвать это стыдным, но могу предположить, что на ужине за столом со всей семьёй заявлять такое полной грудью не стоит, — хмыкает Аларик, не обращая внимание на разогнавшееся сердце.
[indent]Спасибо крайне живому воображению, воспоминание, вынудившее его признать, что же такое ему нравится в людях, всплывает так ярко, как если бы он переживал его вновь. Прямо сейчас. Прямо здесь.
[indent]— Мне нравится твоя, — тушуясь, Аларик проталкивает поднимающуюся к горлу дрожь вдохом, — грубость, если это вообще так можно назвать, — на единственное мгновение он ловит взгляд Римуса и тут же понимает, что не в состоянии его выдержать, — Никогда не думал, что быть вжатым в стенки, растрёпанным и помятым, это…  — поджав губы, он не размашисто разводит руками в разные стороны, — то, на что мне захочется сказать: Спасибо, продолжай, — из него вырывается нервозный сжёванный смешок.
[indent]Собираясь со всем доступным ему мужеством, он вновь пытается посмотреть в лицо Люпину. По шее расползается знакомый жар, но на этот раз он больше не бежит взглядом прочь. В конце концов, его никто не заставлял выбирать худшее. Или даже отвечать честно. Опция конфет со вкусом поношенных носков вместо ответа всё ещё существует.
[indent]Просто ему искренне нравится. Быть с ним предельно честным, несмотря на риск подавиться сердцем. Аларику кажется, словно в этом и весь смысл. Для него, так точно.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Нечестно. Он смотрит на него, прикладывая пальцы к губам, косясь исподлобья и замечая то редкое мгновение, когда последняя линия обороны падает. Он видит, как розовеют засыпанные веснушками щёки. Слышит, как сбивается его голос и, наверное, сердцебиение. И не может поверить в то, что Люпин действительно считает его слова нечестными. Весьма наоборот. Аларик Сэлвин всегда предельно искренен. Особенно с ним.
[indent]Не в этом ли он его обвиняет? В искренности?
[indent]Забавно, что спустя семь лет, проведённых вместе с одних стенах, он до сих пор сокрушается от его врождённой манеры говорить как есть. Сэлвин даже не назовёт это рубить с плеча, потому что свои слова он выверяет, будто готовит очередной сложный рецепт зелья: чтобы не слишком остро и не чересчур туманно, всегда беря во внимание сидящего напротив собеседника. В особенности, если это Римус.
[indent]Быть может это глупо, но ему приятно осознавать, что в нём есть что-то, способное тряхнуть почву под ногами Люпина, вынудить дыхание сбиться, а пальцы задрожать. Сэлвину сложно смотреть на себя и видеть хоть какой-то намёк на силу, которую имел над ним Римус. Где-то он симпатичный, где-то способен блеснуть очередным бесполезным знанием, где-то может удивить скрытым талантом, и всё же Аларик не видит ничего исключительного, что могло бы ударить под дых и заставить чувства выливаться наружу, как это происходило с ним самим. Он запоминает каждый раз, когда это происходит. Там на опушке. После библиотеки в четверг. Сейчас.
[indent]Он чувствует себя бестолковым неугомонным мальчишкой, которому сказано не трогать, но очень хочется. Подковыривать снова и снова, чтобы увидеть как Римус тушуется и обзывает его нечестным. Потому что тогда это значит, что он влюблён в него хоть немного так же сильно, как и Сэлвин в него.
[indent]Глупо — он знает. Ему стоило бы понимать и без детских подначиваний, только он не может ничего с собой поделать. Никак не поверит, что их взаимно не перекос весов в сторону Аларика. А ведь доказательств куда больше, если бы он позволил себе как следует присмотреться.
[indent]Чего стоит восторженный возглас, вынуждающий Сэлвина содрогнуться от удивления. Волшебник моргает несколько раз, чувствуя тянущиеся вверх уголки губ. Теперь, когда правда вырвалась наружу, ему практически неловко, что он держал эту тайну при себе всё это время. Впрочем, достаточно отмотать время на несколько недель назад, и юноша тут же вспоминает почему предпочёл сохранить эти переживания при себе. Наполненные до краёв недопониманием и недосказанностью десять месяцев — так себе почва для чего-то, в чём Аларик не был уверен хотя бы на девяносто девять процентов. Ему не хотелось давать ложных надежд, и выглядеть самоуверенным павлином в разбитом корыте после. В то время Сэлвину казалось, что он и без того достаточно непривлекателен Люпину, чтобы добавлять дополнительных причин смотреть на него с тихой жалостью или, что хуже, с мягким отвращением.
[indent]— Мне не хотелось... превращать это во что-то раньше времени, — дёрнув плечами, вскользь уточняет Аларик.
[indent]К счастью, его пари на положительный ответ оправдывается. Иначе бы всё-таки пришлось выглядеть самоуверенным павлином в разбитом корыте. Ещё и посреди их первого свидания. Хорошо, что он не подумал об этом раньше, чем притащил сюда конверт и решил сделать из этого события сюрприз.
[indent]Когда, простите, Сэлвин пришёл к выводу, что это отличная мысль?
[indent]Он концентрируется на осторожной тёплой улыбке Люпина быстрее, чем погрузится в пучину самокопания в, казалось бы, счастливый момент. Их маленькая победа. Первый шаг к чему-то новому, к чему-то лучше. Аларик вторит ему той же мягкой греющей сердце улыбкой.
[indent]Если бы ему только дали шанс, он бы перекроил весь мир ради мальчишки напротив.
[indent]— Эй, он заслужил, — встрепенувшись, протестует Аларик, — Сначала он отговаривал меня варить волчье зелье, потом принялся убеждать, что рановато для стажировки под Министерством. Мне начинает казаться, что мой собственный декан в меня не верит, — смеётся юноша, веря в это наполовину, — Я понимаю, что есть студенты талантливей, — закатив один глаз, он решает не уточнять и без того понятных всем присутствующим имён, — но я искренне верю, что целеустремлённость тоже чего-то стоит. Иногда даже большего, чем просто врождённый дар, — не удерживается от недовольного выпада Сэлвин.
[indent]Из тех малых вещей, которыми Аларик искренне гордится, его неуступчивое упрямство вытянуть себя из пучины посредственности в зельеварении — одна из них. Вероятно, потому он так и не смог побороть то раздражение, которое испытывал к Северусу на карьерной беседе. Слизнорт уговаривал его с таким остервенением, что можно было подумать, будто Снейп — единственная надежда Англии на достойного зельевара.
[indent]Конечно, в глубине души Сэлвин прекрасно понимает почему их учитель так настаивал на одарённости однокурсника и пытался огородить от выбранного пути Аларика. Ни тот, ни другой ход мысли учителя его не устраивает. Сэлвин не боится ни вопросов, ни весьма вероятного сопротивления, с которым будет встречаться в реальном мире. А помочь Северусу выбрать верный путь? Тот должен был сделать это самостоятельно ещё очень давно, и в глазах юноши больше не заслуживал ни единой капли волнения от небезразличных.
[indent]Тёплые пальцы Римуса, сжимающие его ладонь, мгновенно возвращают его обратно.
[indent]— Римус, пожалуйста, — морщится волшебник, чувствуя нарастающее желание вылезти из собственной кожи, — не надо благодарить меня за это. Это... не могло быть иначе, — вздымая плечи, качает головой Аларик и тихо добавляет, — Знаю. Между прочим, уже пользуюсь этим.
[indent]Он ловит его взгляд своим, сосредотачивается на лёгком покалывании в пальцах от того, что их руки сцеплены, замечает, как лицо теплеет от улыбки и... Выражение лица Сэлвина падает плашмя, когда до ушей долетает достойное завершение благодарности Люпина. Его губы собираются в что-то похожее на задницу, и в следующую секунду он лепит осторожный шлепок по лбу Римуса.
[indent]— Дурак, — он пытается выглядеть недовольным ещё пару мгновений, но неизбежно ломается и смеётся.
[indent]Если бы у него была возможность найти ключик к голове Римуса и вынести оттуда всё, что вынуждало юношу шутить о себе в подобном ключе, он бы не стал задаваться вопросом дважды — Аларик бы разнёс этот мрачный угол так быстро, как только смог. Увы, всё, что ему доступно сейчас — это раздражённые оплеухи и осуждающий взгляд, который действует на Люпина, как на мёртвого припарка.
[indent]Может, когда-нибудь получится, и его — столь ненавистная Римусу — искренность даст свои плоды.
[indent]Может, ответ прячется не в том, чтобы залезть в сознание к Люпину и перелопатить всё, что плохо лежит, а в том, чтобы широко отворить ему дверь в своё собственное. Дать ему возможность посмотреть на мир глазами Сэлвина. Может быть, тогда он поверит в слова, дающиеся Аларику с пугающей лёгкостью.
[indent]И ведь он отворяет.
[indent]Несмотря на подступающую к горлу тревогу о том, что одно имя Эммори МакФасти окажется слишком говорящим. Что Люпину будет достаточно взглянуть на юношу повнимательней, и он разглядит всё страшное и тайное, что Аларик прятал в самые глубокие уголки своей памяти. Каким невыносимым мальчишкой он был на самом деле. Не в хорошем смысле, а в трагически непоправимом.
[indent]— Ты, правда, не надейся на шедевр. Не в положительном смысле, хотя бы, — предупреждает Сэлвин.
[indent]Имя давнего друга, обыденно слетающее с губ Римуса, вынуждает его содрогнуться. Будто тот на мгновение ожил и оказался с ними посреди комнаты. Но секунды проходят, а МакФасти не материализуется, вынуждая сердце Аларика сжаться перед следующим ударом о грудную клетку.
[indent]— Условие было таким: добавлять только то, с чем нам довелось повстречаться, — округляя на Люпина глаза, посмеивается Аларик и жалеет в следующий миг.
[indent]Он не подумал о последней странице.
[indent]Сэлвин старается скрыть свинцовый вздох, борясь с разлившейся одним неаккуратным уточнением паникой.
[indent]Он не подумал о последней странице.
[indent]— Поэтому, наверное, хорошо, что мне не пришло в голову пойти искать оборотней, — нарочно отвлекается Аларик, надеясь, что его голос отгонит стучащие в висках мысли прочь, — Да и сколько уже можно позориться перед тобой? — очередной глубокий вдох.
[indent]Он ищет спасение в карточке Римуса, упираясь в её задник самым заинтересованным взглядом, который только может изобразить. Аларик прожигает в последней мысленную дырку до тех пор, пока вопрос не звучит поверх его шумящего сознания. Инстинктивно его слух перенастраивается на голос Люпина. Он не замечает момент, когда забывает, что его по-настоящему что-то беспокоило. Минуты две назад.
[indent]Аларик думает: «А стоило бы. Озвучивать», — но не произносит вслух. Ему не хочется ни давить на Римуса своим любопытством, ни пугать его остервенелым желанием исполнить все те мечты, что ему доступны. Наверное, потому что видеть, как он открывается ему постепенно куда дороже, чем надавливать на болезненные точки, пока Люпин не сдастся. Он сделал это единожды, и, пускай, всё вышло к лучшему, Аларик до сих пор чувствует себя виноватым. И за то, что последовало после, и за то, что он вообще позволил себе это сделать.
[indent]— Абсолютно не глупо, — чеканит волшебник и немедленно замолкает.
[indent]Инстинктивно Сэлвин отводит взгляд и слушает Римуса, затаив дыхание. Словно позволь он себе неаккуратный вдох, и тот обязательно передумает продолжать свою мысль. Он не хочет, чтобы Люпин подумал, будто он его жалеет. Уж точно не под углом жалкости Римуса.
[indent]И всё же он не может заставить себя не злиться на Вселенную за то, что та не может предоставить юноше такую простую детскую просьбу, как увидеть полную луну. Наверное, он умудряется разозлиться даже на себя. Он тоже не может.
[indent]Никто не может.
[indent]— Хорошо. Засчитано, — поджав губы в полуулыбку, смотрит на него Сэлвин, взвешивает какую-то мысль пару секунд и решается, — Да и... даже если бы грустил, ничего страшного? Я не говорю, что это про тебя, но мне кажется нормально испытывать грусть от чего, чего мы лишились. Даже такого незначительного для простого обывателя, как возможность смотреть на полную луну, — пожимая плечами, Аларик вжимается в спинку дивана и, засматриваясь в резню на одной из книжных полок, продолжает, — Я раньше никогда не обращал на неё внимания. А теперь, наоборот, всегда обращаю и всегда думаю о тебе, — поворачиваясь к Римусу, улыбается юноша, — Смею предположить, что мало кто из наших однокурсников скучает по тому прекрасному времени, когда мы бегали на перегонки. Детское безумство, — хмыкает Аларик, не заботясь о том, что его голос выдаёт тихую едва различимую грусть, о которой он говорил мгновениями раньше, — А я скучаю. Я всегда плохо дрался — все сейчас дружно не удивились, — он смеётся, — но быстро бегал. И мне грустно, что больше не могу. Но как там говорят? Пойди, поплачь — или заведи жабу и назови её «Мои Надежды», почти то же самое, — поджав губы, он вновь дёргает плечами и замолкает.
[indent]Он тоже, правда, не грустит.
[indent]Уж точно не рядом с Люпином, вынудив его улыбнуться своими бестолковыми шутками. Порой Сэлвин поражается той лёгкости, с которой позволяет юноше слышать самые тихие сокровенные мысли, шепчущие за кулисами его головы, те, которые прячет от пугающего большинства. Но ему достаточно взглянуть в наполненные тёплым пониманием глаза Римуса, и ответ находит сам себя. Он доверяет ему. Без сомнений. Без запинок. Во всём.
[indent]И вопреки всякой логике, чем больше Аларика что-то пугает, тем упрямей он сует это доверие в руки Люпина. Или как объяснить это отчаянное признание в самом сокровенном, когда он мог ответить что-то на ряду с: «Мне нравятся люди с подзаборным чувством юмора». Стыдно? Не очень, но можно притвориться, что да. А вместо этого он берёт и выплёвывает то, от чего покойные предки перевернуться в семейном склепе, и главное не останавливается на содеянном.
[indent]— Римус, ты, — в порыве азарта Аларик наклоняется поближе к согнувшейся фигуре, — в порядке? — шепчет он над самым ухом, улыбаясь красочному результату своей искренности.
[indent]Неторопливо Сэлвин расправляет плечи и садится поровней, очевидно довольный самим собой. Сначала он замечает то, что Римус оживает, убирая ладони с лица, затем — знакомый отсвечивающий языками пламени блеск глазах. Где-то здесь его ребяческий восторг сменяется нарастающим беспокойством. За то, что он перегнул палку? А, нет. Кажется, за то, что этой палкой из него выбьют остатки кислорода в лёгких.
[indent]По крайней мере рваный ритм голоса Люпина прилетает выверенными ударами в солнечное сплетение. Окей. Ладно. Напросился. А он напрашивался? Когда в следующее мгновение Аларик находит себя под нависающей над ним тенью Римуса, его сознание даёт осторожную подсказку: «Да. Напрашивался. Ещё как.» С той самой секунды, когда бегающие по его шее ладони пропали в никуда, оставив неприятную прохладу и повисший в воздухе вопрос.
[indent]Он разве ничего не хотел с ним сделать?
[indent]А вот и его запоздалый ответ. Всё-таки хотел.
[indent]— Причина. Следствие. По-моему всё логично, — он даже не пробует успокоиться.
[indent]Сердце Сэлвина содрогается в предсмертной контузии в то мгновение, когда он чувствует его дыхание рядом со своим лицом. Пускай, его слова звучат храбро, глаза выдают Аларика с потрохами. Он смотрит на него, как пойманный под ночным покровом в свет от палочки зверёк. Задерживает дыхание, качаясь между наивным страхом перед тем, что происходит за темнеющим карим взглядом Люпина, и прытким желанием немедленно узнать. Он видит эту проклятую улыбку. Слышит не менее проклятую просьбу. Аларик еле вздыхает и собирается с накопившимся за залп издёвок и угроз раздражением, чтобы выдать ему похоронное:
[indent]— Заставишь?
[indent]Что-что, а быть осторожней с просьбами Аларика Сэлвина так никто и не научил.
[indent]Ему кажется, что он уже знает траекторию их сближения. Сейчас Люпин подастся навстречу, и у него обязательно закружится голова. Какого же его удивление, когда вместо вперёд происходит вниз — к шее. Едва ощутимое касание тёплых губ встречает парад мгновенных мурашек. Следом за ними приходит колющая — неожиданно приятная — боль. Он лишь успевает глотнуть воздух открытым ртом и резко впиться в плечи Римуса ногтями. Спасибо, что в рубашке. Иначе больно бы стало не одному Сэлвину.
[indent]Когда Люпин всё же прочерчивает свой путь обратно — туда, где его ждали с самого начала, Аларик встречает его ошарашенным взглядом, в котором проскальзывает почти гордое восхищение. Тем, с какой лёгкостью ему удаётся пробивать все его аккуратно выставленные защиты самообладания — один рваным жестом, одним плывущим взглядом, одним непродуманным решением оставить ему напоминание о сегодняшнем вечере там, где будет видно всему миру.
[indent]Едва ли Аларик успевает как следует осознать это прямо сейчас. Его внимание сужается до небрежного прикосновения, тянущего его ближе. Как будто это действительно было необходимо. Он врезается в его губы с несвойственной Сэлвину неаккуратностью, сбитый с толку пульсирующим покалыванием там, где поцелуи Римуса отпечатались синеватой меткой. В отчаянном стремлении не утонуть, он хватается за его спину, замечая неровный рельеф горячей сквозь тонкую ткань рубашки кожи. Знакомый рельеф. Тот же самый, что он чувствует под пальцами, когда бежит ими выше запястий.
[indent]Кто знает каким чудом он находит в себе силы подать голос между двумя вдохами, но Аларик ловит его взгляд и зовёт его, как и просили:
[indent]— Римус, — он выдыхает сбитым хромым шёпотом, принимаясь улыбаться парню в губы, — Римус, Римус, — повторяет он несколько раз, прижимая его ладошками ближе, так крепко, как только может, прежде чем Аларик задохнется и лишиться дара речи на ближайшие пару минут.
[indent]Так и происходит. Когда Римус даёт ему парочку сантиметров личного пространства и звон в ушах от нарушенной его голосом тишины — если это можно было назвать тишиной — Аларик смотрит на него пьяными пустыми глазами достаточно долго, чтобы забеспокоиться о его самочувствии. Он находит себя живым и дышащим постепенно. Не без финального залпа мурашек, когда ладошка Люпина касается его щеки.
[indent]— Тебе, кажется, тоже, — сжимая раскрасневшиеся губы, заговорщически улыбается юноша.
[indent]Он нарочно молчит, позволяя воздуху наполнить павшие невольной жертвой лёгкие. Чувствует, как в сознании щёлкают короткие яркие вспышки о чём-то, что не приходило ему в голову раньше. Не так пугающе очевидно. Аларик застывает взглядом на расстёгнутой на одну пуговицу рубашке, потом чуть выше к острому углу челюсти и обратно к ямочкам на щеках. Он никогда не думал, что его осторожное тихое желание наблюдать за ним, как за картинкой, перерастёт в нечто более эгоистичное и телесное. Что когда-нибудь он посмотрит на него и захочет присвоить себе всё, что видит. Каждую неприметную деталь, каждую шероховатость.
[indent]Он успевает встретиться с ним глазами ещё раз, прежде чем Римус падает сбоку от него, и готов поспорить, что видит в них тот же самый блеск.
[indent]Сэлвин вытягивается по струнке, избавляясь от скопившегося в теле напряжения, и неторопливо тянется к незаконченному стакану. Прочтённый вслух вопрос застаёт его за глотком потеплевшего напитка. Брови Аларика взлетают вверх, пока улыбка расползается так широко, что проглотить выпитое почти становится проблемой.
[indent]— Так что? — вторя ему нервозным смешком, он вопросительно дергает на него подбородком и поджимает губы, больше не рискуя подтрунивать Люпина.
[indent]Слишком уж громко они оба думают — и ничем достойным публичного места это не отсвечивает. Или ему кажется? Сэлвин решает, что похоронит этот вопрос в себе. Хотя бы ради сохранности собственного сердца.
[indent]Аларик замечает приятную тяжесть на своём плече и тихо посмеивается от мысли, что чувствуют они себя плюс-минус одинаково. И думают. И хотят одних и тех же вещей. Он улыбается себе под нос, борясь с отчаянным желанием придумать, как законсервировать расползающееся от груди к кончикам пальцев чувство. Это трогательное неуклюжее счастье, которое никуда не деть. Потому что его слишком много, оно слишком большое для хрупкого силуэта Сэлвина, переполненного им до самых краёв. Он не хочет расплёскивать его, словно теперь последнее у него в неограниченном количестве.
[indent]Он не находит ничего умней, как попробовать вжать его в себя обратно, ревностно прижимая сверкающие искорки к сердцу. Наверное, поэтому он совсем не ожидает резкой смены в лице Римуса, когда оборачивается к нему. Сэлвин бы обязательно решил, что просьба остаться — это какое-то предисловие к издевательской шутке, если бы не этого взгляд. Как будто вопрос не о здесь и сейчас, и даже не о последующих неделях.
[indent]Брови Сэлвина сходятся на переносице, пока его глаза пытаются распознать, чего именно боится Римус, и о чём его просит.
[indent]О, вот и запоздалая шутка. А то он уже испугался, что Люпин заболел.
[indent]Однако пускай Аларик смеётся, осуждающе качая головой, юноша не позволяет первой части уйти незамеченной. Он вновь становится серьёзным, не теряя мягкой улыбки, пододвигается чуть ближе и, аккуратно проводя пальцем над бровью Римуса, произносит неизменно тихо:
[indent]— Я же вроде сказал тебе, что я здесь без обратного билета, — произносит он чуть дрожащими губами, а затем смотрит Люпину в глаза, — Уже продано. Так что потрать свою просьбу на что-нибудь, чего у тебя действительно нет, — он морщит нос, произнося следующее так противно-приторно, как это должно было звучать в голове Римуса всякий раз, когда он над ним измывался, — До-ро-гу-ша, — и тут же смеётся.
[indent]Возвращаясь обратно на край дивана, Сэлвин позволяет покинувшей их тишине забрать парочку недолгих минут. Неторопливо он бегает взглядом по стеллажам, впитывая декорации этого места в полотно памяти. Он знает, что будет возвращаться сюда ещё много раз и не хочет упустить ни единой детали.
[indent]Наскоро переглядываясь с Люпином, он тянется к колоде карт и соглашается с ним немым кивком: хватит с них на сегодня. Но обязательно стоит обзавестись этим чудом магической мысли дома. К его приезду. Сэлвин загорается мгновенной улыбкой, стоит ему подумать о последнем. Он уже не против взять маховик времени и провернуть его на несколько недель в будущее. Там им больше никогда не придётся волноваться о том, что они давным давно просрочили все комендантские часы. Юноша косится украдкой в темнеющее за окном небо: скоро действительно просрочат.
[indent]Как жаль, что ему абсолютно наплевать.
[indent]— Так, — хлопнув ладошками по коленям, он делает глубокий вздох, поднимается на обе ноги и оборачивается к Римусу всем корпусом, — Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь вниз. К снукеру и дартс, — он протягивает ему руку, — Подальше от этого дивана. Умоляю, — смеётся и тушуется Аларик.
[indent]Он надеется, что Люпину не нужно объяснение почему. Он готов тонуть в мягких подушках, вдавленный весом Римуса, до самого закрытия. Но проблескивающие сквозь туман лучики здравого смысла подсказывают, что всё-таки не стоит. Аларик выглядит благодарно, когда Люпин всё-таки соглашается.
[indent]Перехватывая оставленную у входа трость, он тянет его вниз. Сначала на первый этаж, а затем и чуть дальше, сквозь очередной заполненный гудящим народом зал к ещё одной увешанной картинами и фотографиями лестнице, ведущей в подвал. Людей там не так много — видимо, в окрестностях Хогвартса мало бравых душ, готовых посоревноваться в субботний вечер. Им это только на руку.
[indent]— Возьмешь нам по пиву? — делая пару шагов спиной, просит юноша, — Я пока найду свободный угол, — его взгляд загорается ребяческими искорками — теми редкими, которые появлялись, когда в Сэлвине просыпался соревновательский дух.
[indent]Дождавшись, когда Люпин вернётся с кружками, он забирает свою, отпивает небольшой глоток и, отставив стакан на один из пустых столов, приглашает его кивком к большому черно-белому кругу с разноцветной разметкой. Забываясь в моменте, Сэлвин даже не чувствует неприятного покалывания в правом колене, когда забывает свою обычную опору где-то у стены. Его подстёгивает детский восторг и азарт.
[indent]Отрывая воткнутые в мишень дротики, он возвращается к Римусу уже разделив их напополам. Те, что его, и те, что проигравшим.
[indent]— Новички первые? — приглашает его Аларик.
[indent]Вставая чуть в стороне, он старается не сильно смущать Люпина пристальным взглядом. Перехватывая стакан с пивом, он ухмыляется своему наблюдению: кажется, Римус действительно не планирует проигрывать, не попытавшись. Жаль, что не получится. Что не мешает Сэлвину восторгаться не угасающему стремлению не сдаваться без боя. Ещё одно из его чертовски привлекательных качеств.
[indent]Дождавшись своей очереди, Аларик неторопливо подходит к разметке и, щурясь, примеривается к мишени. Кажется, стоило спуститься сюда чуть раньше — до второго стакана. Он щурится ещё раз и чувствует, как лёгкая дрожь в руке проходит, а тело вспоминает. Его размах точечный. Ювелирный. Первый дротик влетает в зелёное кольцо. Сэлвин морщит нос, вновь щурится. Второй — в красный центр. Третий тоже.
[indent]Он поворачивается к Люпину и абсолютно не скрывает горделиво вздёрнутого носа. Да, он выпендривается. Вообще-то перед ним. Он предлагает ещё один раунд, правда, останавливает Римуса на полпути размаха первого дротика.
[indent]— Позволишь? — оказываясь сбоку со спины, аккуратно спрашивает Сэлвин.
[indent]Аларик перехватывает его запястье одной рукой, опираясь свободной на плечо Римуса, а затем ёмким жестом чертит линию горизонта чуть выше, чем красный центр.
[indent]— Когда метишься, попробуй смотреть поверх бычьего глаза. Дротик так или иначе упадёт чуть ниже под тягой гравитации, — игнорируя чуть ускоряющийся от близости пульс, объясняет Сэлвин, — По факту здесь не нужно никакой силы, кроме той, что выходит от движения кистью чуть вперёд и вверх, — показывает юноша, пользуясь запястьем Люпина, — И чем больше ты двигаешься с места, тем больше шансов, что это повлияет на траекторию. Я знаю, это контр-интиутивно, но правда работает, — поворачиваясь к Римусу лицом, он вдруг замолкает.
[indent]Аларик силой сжимает губы, прежде чем успеет рассмеяться от того, что видит. Что бы он ни рассказывал про траекторию секундами раньше, возможно, оно останется между ним и стенами этого заведения. Не похоже, что Люпин участвовал в этом разговоре. Точно не ментально.
[indent]— Я, — он давится собственной улыбкой, осторожно отступая от парня, — дам тебе немного личного пространства. Чтобы было проще, — Аларик прокашливается, — метиться.
[indent]Вот опять. Это преследующее с тех пор, как они пересекли порог ресторана чувство. То самое, что вызывает боль в щеках от того, как много он улыбается и как часто смеётся. Как легко он может представить какими они будут после школы теперь. Когда у него есть этот маленький вечер для сравнения со всем остальным. Там будет ничуть не проще, чем сейчас в Хогвартсе, но, по крайней мере, им больше не придётся расходиться по разным гостиным, прощаясь до следующего утра. Если Сэлвину повезёт, и всё сложится так, как надо, им вообще больше не надо будет прощаться.
[indent]Вот чего он хочет больше всего на свете: больше никогда с ним не прощаться.
[indent]А пока ему приходится довольствоваться чем-то мирским, вроде лавров победителя. Крайне самодовольного и хвастливого, стоит подметить. Настолько, что он приглашает Люпина продолжить череду проигрышей за обещанной партией снукера. В котором — как и стоило ожидать — выиграть у него оказывается куда тяжелей.
[indent]Поправка: невозможным. На сегодня, так точно.
[indent]Аларик проигрывает первый раз, очевидно возмущается и в своём возмущении выторговывает у него три честных попытки. С явным трудом он забирает вторую победу в свою пользу, чтобы безуспешно продуть ему в последнем матче. Когда финальный победный шар закатывается в лунку, он смотрит на него несколько секунд, прибитым самым забавным ощущением, которое ему когда-либо приходилось испытывать.
[indent]Он злится и влюбляется в Люпина ещё сильней одновременно. И чем ехидней становится физиономия главного победителя этой вечеринки, тем громче отзывается сердце Аларика, забывающее о том, что должно ненавидеть своего глумлящегося над проигравшими соперника. Сэлвин закатывает глаза, подходит к нему и громко вздыхает.
[indent]— Всё сказал? Или ещё немного покривляешься? — он качает головой и принимается широко улыбаться, — Мерлин, ты просто невероятный дурак, — Аларик ловит его взгляд и говорит тише, словно рассказывает ему какую-то тайну, — Дурак, которого я люблю, — выдерживая зрительный контакт несколько нервозных секунд, он отворачивается и решает закончить парад его унижения в снукере на сегодня.
[indent]Он оттягивает момент, когда им всё же придётся попрощаться с этими стенами настолько долго, насколько его хватает. Он заводит их за стойку с десертами, заботливо указывая на то, что считает по-настоящему вкусным, и потом сокрушительно тыкает в шоколадно-карамельное чудище, которое — готов ставить ставки — обязательно будет выбрано Римусом вопреки всем альтернативам. Они возвращаются наверх, и Сэлвин неторопливо ковыряет свой ягодный пирог, понимая, что в лучшем случае доест его к завтрашнему утру.
[indent]При всём желании провернуть это, он позволяет здравому смыслу взять верх. Если это вообще можно назвать здравым смыслом, учитывая, что возвращаться в Хогвартс им придётся окольными путями. Аларик косится на своего спутника и ухмыляется себе под нос. По крайней мере, он выбрал себе лучшую компанию, чтобы опоздать к закрытию ворот. Если кто-то и может пробраться внутрь после отбоя, оставшись незамеченным, он сидит рядом с ним.
[indent]Он расстаётся с Люпином на пару минут — под эгидой похода в туалет, хотя на самом деле на кассу — и возвращается с довольной широкой улыбкой, предлагая юноше собрать вещи и пойти на выход. В неизменно ленивой манере, потому что каждый шаг прочь от ресторана выглядит, как шаг прочь от компании Римуса. Когда Люпин задаётся ожидаемым вопросом, Аларик лишь пожимает плечами и сообщает о том, что уже всё. Уже оплатил. Почему-то раздражать его скрытностью выглядит меньшим злом, чем вынуждать чувствовать себя неловко чековой книжкой.
[indent]— Я надеюсь, что тебе было так же весело, как и мне, — вдыхая ударяющий в нос ночной воздух, спрашивает он совсем негромко, когда они отходят от ресторана на десяток метров.
[indent]Постепенно гудящий шум оставленного за спинами ресторана затихает. Позволяя себе раствориться в вечерней тишине, разбиваемой их ударами ботинок в разнобой, Аларик прислушивается ко всему, что происходит вокруг. Он слышит редкие порывы ветра. Стрекотание сверчков в траве. Шелест листвы в кронах деревьев. Он концентрируется на шорохах сбоку: от шарканья ног и переминающейся ткани свитера. Сэлвин задирает голову к небу и находит небольшой в своей толщине серп на небе, вспоминая об их разговоре.
[indent]Он вспоминает то, что произошло следом, и делает ненарочный рваный вдох.
[indent]Ненавязчиво Аларик косится то направо, то налево, продолжая свой уверенный путь вперёд — туда, откуда будет удобно трансгрессировать поближе к Хогсмиду. Он останавливается довольно резко, оглядывается на поблескивающую огоньками света деревушку, оставшуюся далеко позади. Затем вперёд — в пустую тёмную дорогу, на которой ни души. Ухмылка касается губ Сэлвина так же неожиданно, как и всё, что он делает следом.
[indent]Он встречается взглядами с Римусом, предполагая, что в темноте он видит его куда лучше, чем он сам. Это ему на руку, потому что глаза и улыбка Аларика говорят всё, что юноше требуется знать. Он дёргает его чуть с дороги, тянет следом за собой к единственной опоре в виде дерева, которую он разглядел в полумраке, и в последний момент перестаёт пятиться спиной, меняя их местами настойчивым движением.
[indent]Это выглядит даже вполовину не так грубо, как тогда — в коридоре, но Аларик и не пытается удивить его нераскрытыми талантами к резкости. Его желания куда банальней и приземлённей — растянуть этот вечер до последней доступной им минуты, воспользовавшись каждой подвернувшейся возможностью. Особенно теми, которые он придумал сам. Просто поцеловать его, будучи уверенным, что им не помешает ни одна живая душа.
[indent]С намеренной осторожностью он отыскивает его шею и тянется навстречу, вписываясь своими губами в губы Римуса. А затем роняет ладошки вниз — к сердцу, и вжимается в него с упрямым желанием оказаться так близко, как только может. В ушах начинает стучать пульс, а в голове искрить в момент, когда он позволяет себе уронить руки к подолу свитера и сжать его ткань, уперевшись кулаками в живот. Дыхание Сэлвина сбивается с концами, вынуждая его уронить голову на плечо Люпина и выдохнуть всю тяжесть в груди в тёплую шею.
[indent]— Ну что? Обратно? — бормочет он сквозь сбитую улыбку, не двигаясь с места ни на миллиметр.
[indent]Он ерзает на его плече и косится вниз — куда-то к земле, захватывая в поле зрение скручивающую край свитера ладонь и позволяя Римусу закончить это самостоятельно. Потому что он — не может.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line

[indent]Он не может остановиться разглядывать его, перехватывая каждую самодовольную усмешку, каждое уверенное резкое движение, следом за которым очередной шар залетает в лунку, лишая Аларика шансов на победу. Плевать. Запоминая, как по-тёплому и ярко светится улыбка Римуса в тусклом свете зелёных абажуров над их головами, он чувствует себя победителем в чём-то важней, чем дружеской партии снукера.
[indent]Он так редко видит его таким.
[indent]С широко расправленными плечами, с заносчивой походкой. Без единой морщинки между бровями, выдающей случайное беспокойство, шуршащее за кудрявой копной волос. Перехватывая его сверкающий азартом взгляд, ему кажется, что он наблюдает то редкое мгновение, когда Римус Люпин забывает о том, что за пределами потёртого стола из тёмного дерева и их несерьёзного состязания за звание лучшего, есть посторонний мир; и ведь он забывает о нём вместе с ним.
[indent]Всё, что важно сейчас — здесь, напротив. Прячется впадающих на лицо непослушных прядках, стоит Римусу наклониться над кием, прицеливаясь то ли в лунку, то ли Сэлвину в сердце; в мелькающих между расстёгнутыми пуговицами рубашки шрамах, уходящих ниже шеи, за которые цепляется прыткий внимательный глаз Аларика. Он никогда не видел, чтобы Римус носил её так. Ни в школе, ни за её близ лежащими пределами. Он хмыкает себе под нос. А жаль — он так и не избавился от болезненной необходимости выучить каждую деталь, наполняющую портрет Римуса Люпина в его сознании. И теперь, когда он зацепился за что-то новое, его голова не успокоится, пока не заполнит все пробелы.
[indent]От проскальзывающей мимолётом мысли по спине прокатывается наэлектризованная волна тепла. На мгновение ему даже хочется извиниться. За что-то, что не покинуло пределов его головы, но отпечаталось сосредоточившимся в солнечном сплетении напряжением. Он никогда не позволял себе думать о том, что хотел бы когда-нибудь избавить его от этой симпатичной, но абсолютно ненужной рубашки. Наверняка, дрожащими пальцами. Наверняка, задыхаясь.
[indent]Кий соскальзывает с шара, подписывая его официальный проигрыш.
[indent]Можно подумать, что, роняя тяжелую голову, Аларик Сэлвин краснеет от негодования и злости за поражение. Увы. Его вспыхивающие краской щёки совсем о другом.
[indent]— Ни о чём не жалею, — отмахивается волшебник, сглатывая жгущий горло жар.
[indent]Его.
[indent]Всё ещё дурак, конечно. Его дурак.
[indent]Аларику приходится прикрыть глаза, чтобы пережить маленькую бурю от подтверждения когда-то проскользнувшей мельком надежды теперь уже его голосом и едва ощутимого прикосновения губ к щеке. В голове коротит, и ручеёк мыслей застревает на одной единственной. Мой-мой-мой. Он гоняет её по кругу до тех пор, пока преисполненный ехидством голос Люпина не выдёргивает его из тихого искрящегося торжества.
[indent]— Твой провал, — вторит ему смехом Аларик, двигаясь следом, — получается.
[indent]Сегодня вечером он готов перенести любое щедрое прозвище, на которое только способна фантазия Римуса, до тех пор, пока его начальная составляющая не будет меняться. Он никогда не думал, что когда-нибудь почувствует столь острую необходимость принадлежать. И дело вовсе не в том, что Аларик Сэлвин вырос, поменялся. Нет. Тихое уютное одиночество, как старый друг, всегда готово принять его под своё прохладное крыло, но впервые ему хочется представить свою судьбу иначе. Держась рука об руку с кем-то очень дорогим сердцу.
[indent]Трепетное волнение, нашедшее юношу в подвале преследует весь путь наружу — к воздуху, чистому сознанию и возможности вдохнуть полной грудью. Наверное, поэтому он вдруг начинает нервничать, спутав приятное напряжение от шагающего рядом с ним Римуса с беспокойством за него. Оно растворяется в следующем выдохе так же быстро, как и появилось, стоит Люпину позволить сегодняшнему вечеру уцепиться за что-то в будущем.
[indent]Волшебник косится на него исподтишка, улыбаясь своей бестолковой не очень-то тайне. Если бы Римус знал какие замки Аларик строит в безопасных чертогах разума. Все места, в которых он видит их вдвоём. Все надежды, которые уползают дорожками на месяцы вперёд. Месяцы. Он почти хмыкает себе под нос, признаваясь в чём-то страшном для подростковых взглядов на то, что считается долго.
[indent]Это он оставляет себе, но вовсе не из жадности. Он помечает своё тихое открытие осторожным «потом», обещая к нему вернуться, когда оно перестанет отсвечивать лишней пинтой и влюблённым максимализмом. Он знает, что это не оно. Просто не хочет напугать Люпина, потому что, как показывает опыт, это у него получается с завидным успехом.
[indent]К счастью, Сэлвин преуспел не только в этом.
[indent]Например, раззадоривать Люпина одним неаккуратным движением, одной брошенной полушёпотом мыслью вслух. Размазано он видит и улыбку, и поблескивающие в темноте глаза Римуса, стоит ему вплести ненавязчивую интерлюдию у дерева между рестораном и школой. Он слышит его ехидный вопрос, но позволяет движению навстречу сказать больше, чем найдётся слов.
[indent]На самом деле, за такую-то победу он заслужил чуть больше, чем медленные осторожные поцелуи у дерева в темноте. А что тогда? Аларик так и не придумывает ничего по-настоящему достойного — или не находит храбрости — и, наверное, потому и даёт заднюю. По крайней мере, пробует сделать вид, потому что стоит Римусу попросить задержаться, и Сэлвин даже не притворяется, будто его нужно уговаривать.
[indent]— Хорошо, — вылетает на выдохе сквозь улыбку.
[indent]Он чувствует, как по шее бегут мурашки от бестолковой попытки Люпина то ли подышать в него, то ли поцеловать. Аларик поднимает лицо и едва успевает вздохнуть, ведомый настойчивым и одновременно непривычно аккуратным движением на смену положений. Он не сопротивляется. Только ненарочно вздрагивает, когда чувствует его совсем близко, когда случайный следующий поцелуй откликается слишком ярко, распыляясь маленькими фейерверками в солнечном сплетении, вынуждая дыхание становится тяжелей.
[indent]Воздух. Веки. Тело. Всё вокруг, всё в нём становится невероятно тяжелым, ватным, податливым, словно сознание Сэлвина перестраивается на новую единственную доступную волну — отвечать только ему, чувствовать только его, хотеть только... Острая, как лезвие, мысль врезается под рёбра так резко, что в ушах начинает звенеть. Расслабленное, потерянное в ощущениях тело вдруг становится слишком живым и чувствующим, словно в него метнули разрядом молнии. Мгновением позже Аларик замечает и стучащий у самого горла пульс, и болезненно сбитое дыхание, и расходящуюся каскадами дрожь от того, что ладони Римуса касаются голых участков кожи, которых не касался никто. Никогда.
[indent]Он следует за убегающими отблесками намерений Римуса с присущим ему бесстрашным любопытством до тех пор, пока они не оказываются там, куда Аларик даже не позволял себе думать. Разве что украдкой. Балансируя на тонкой черте, но не переступая. Точно не до сегодняшнего вечера.
[indent]— Римус, п… — голос Сэлвина набирается храбрости быстрее, чем он сам, — подожди.
[indent]Слова вылетают раньше, чем Аларик успевает их осознать. И когда он чувствует замечает неприятный пронырливый холод в том маленьком расстоянии, что появляется между ними, юноша теряется между злостью на открывшийся без его согласия рот и рассеянностью перед тем почему вообще заговорил.
[indent]Что ему, чёрт подери, так понадобилось ему сказать прямо сейчас?
[indent]— Я никогда… Ни с кем… — Аларик хватает воздух ртом, заметно борясь то ли со своим телом, то ли с головой, — Извини, это глупо, я не знаю, зачем остановил тебя. Это не должно быть важно, — он выплёвывает на одном дыхании, запинаясь под конец.
[indent]Это будто читает сценарий, в котором не участвует, узнавая, что беспокоит главного героя с опозданием постороннего зрителя. Он слышит свой голос, чувствует, как шевелятся губы, но не может сказать с точностью говорит ли это он или за него. Потому что ещё секунду назад Аларик Сэлвин был готов задыхаться от собственных чувств и желаний вместе с ним, а теперь отступает прочь, будто никогда вовсе и не думал.
[indent]Но ведь думал. Ещё в момент, когда утянул их с дороги в молчаливой надежде проверить изменится ли что-то, если они лишатся дивана, света и постороннего немого присутствия, готового ворваться в самый неподходящий момент; когда посмотрел на Римуса там — в приглушённой дымке подвального света — и признался себе в чём-то, что казалось ему абсолютно недоступным до этого вечера.
[indent]— Но… — Аларик неловко морщится, — Мне бы хотелось видеть тебя и… чтобы это было… — он морщится ещё сильнее, — По-особенному? Не в обиду этому дереву, разумеется. Очень особенное.
[indent]Голос Аларика затихает, наконец позволяя рассыпанной на тысячи догадок голове догнать юношу. Он почувствовал что-то новое и испугался. Себя. За себя. Повторения чего-то из прошлого. Не справиться. Ошибиться. Сделать что-то не так. Что он умеет? Ничего. Задыхаться, краснеть, подначивать его вдумчивыми комплиментами, но ничего существенного. Ничего... по-настоящему важного, когда речь заходить о том, чтобы быть с кем-то рядом так — не головой, телом. Ничего, что даётся Римусу с завидной естественной лёгкостью.
[indent]Сэлвин находит в себе силы поднять на него взгляд и чувствует, как в груди царапает что-то до боли знакомое и удачно забытое. То, о чём они ненароком вспоминали, обмениваясь вопросами с карточек.
[indent]Стыд.
[indent]Аларик качает головой, молчаливо подтверждая растерянное «никогда» и «ни с кем» Люпина.
[indent]Стыд за то, какой он. Хрупкий, тревожный, пугливый. Не способный сделать шаг навстречу, если не держать его крепко за руку. Словами — сколько угодно, запросто. Отточенное годами умение, чтобы не выдать что-то, спрятанное под слоем шуток, закатанных глаз и многозначительных вздохов о том, что он видит в отражении зеркала каждое утро. Как довериться кому-то полностью, всецело, если всё, что бросается в глаза вызывает в Сэлвине бесшумное жгучее отторжение? Чудо — что у него получалось до сих пор. Вовсе не значит, что получится и дальше.
[indent]Вывод приходит ему с пугающей простотой.
[indent]— Я… всё испортил, да? — дёрнув уголком губ, чтобы не выглядеть слишком поломанным, тихо спрашивает Аларик.
[indent]Он толком не знает ни зачем спрашивает, ни что хочет услышать. Правду, наверное. Он ловит себя на странной мысли, что впервые предпочтёт, чтобы ему соврали, если ответ похож на твёрдое неисправимое «да», а следом жалеет, что вообще заговорил. Если бы он просто позволил бы Римусу взять то, что и так безоговорочно ему принадлежит, им бы не пришлось переживать этот душный парад неловкости.
[indent]Он вспоминает, что не находится здесь один, когда чувствует тёплые ладони Римуса, ложащиеся на его лицо с трепетной осторожностью, от которой Аларику хочется взбунтоваться — он не хрустальный — первые две секунды. А затем он слышит его голос, разглядывает очертания мягкой улыбки в темноте и замечает возвращающееся в центр тяжести тепло. Он всё ещё здесь. Всё ещё не бежит прочь, а наоборот заставляет юношу усмехнуться ему в ответ.
[indent]Так себе из него «слишком хорош», но он не станет спорить — вдруг Люпин прислушается и передумает.
[indent]— Не варвар, — качает головой Аларик, не переставая смотреть ему в глаза.
[indent]Ладони находят свой путь обратно на грудь, пока он нарочно вглядывается в нечёткие очертания Римуса, привыкая к тому, что мир не сорвался в бездну из-за секундного сомнения перелившегося через край. Инстинктивно Аларик подаётся вперёд, гоня прочь те маленькие трещинки между ними, в которые пробралась ночная прохлада. А потом он слышит его признание и больше не может бояться. Не сейчас, когда Люпин смотрит на него так, словно Аларик Сэлвин — кто-то по-настоящему важный, может быть, даже достойный искрящегося тихого влюблённого взгляда. Он никогда не верил, что кто-нибудь — тем более Люпин — сможет посмотреть на него так, будто он самое прекрасное, что довелось видеть этой Вселенной; сейчас он готов допустить, что оно возможно. Не довериться пронзающему насквозь взгляду Римуса — поглумиться над собственной удачей.
[indent]Он встречает его поцелуй с остатками шумящего в ушах беспокойства, но постепенно отпускает, теряясь в уже знакомом выученном ритме. Когда Аларик приходит в себя, он перехватывает сбежавшую из под рубашки ладонь и ненавязчиво возвращает её обратно, безмолвно извиняясь за то, что оставил впечатление, будто теперь — нельзя. Ещё как можно. И будь у него возможность крутануть маховик времени на несколько минут назад, он бы не стал ничего останавливать, но об этом он будет жалеть позже. Когда останется один.
[indent]— Я вообще никуда не тороплюсь, Люпин, — усмехается Сэлвин, перекладывая ладонь за шею Римуса и утягивая юношу братно, откуда только что его выпроводил здравый смысл.
[indent]Это, правда, похоже на помешательство. Неизлечимое. Ему кажется, что он готов остаться здесь на всю ночь. Стоять под особенным-не-особенным деревом, целоваться, изредка останавливаясь, чтобы рассмеяться и попробовать сдвинуться с мёртвой точки. Наверное, дело в том, что у них не очень-то много возможностей остаться наедине в школе. Не так, как получается за её пределами. Или Аларик Сэлвин просто сошёл с ума по юноше в его объятьях. И чем дольше они здесь задерживаются, тем громче становится шёпот сознания, подтверждающего: это второе.
[indent]Когда они в очередной раз отстраняются, Аларик не сдерживается от красноречивого сдавленного смешка и наконец решается стать тем, кто закончит эти невдохновлённые попытки уйти. Благодаря Люпина за трость, он неторопливо нащупывает почву обратно к дороге. Он не успевает тихо расстроиться, что теперь вынужден терпеть прохладный воздух, окутывающих два одиноких силуэта, как чувствует возвращающийся к нему островок тепла.
[indent]Щёки Аларика мгновенно теплеют от окутывающей всё внутри нежности. Это не похоже на искрящий огонь, вынуждавший его подначивать, раздражаться на собственные чувства, краснеть от своих же мыслей. Нет, это что-то мягче и намного страшней одновременно. Осторожная, скользящая мимоходом мысль, что он готов отдать своё сердце идущему рядом юноше, потому что тот сбережёт его. Потому что он знает каково это — бояться подпустить ближе, чем на расстояние вытянутой руки, и оценит искренний жест по-достоинству.
[indent]Аларик молча зарекается беречь это, как самое драгоценное, что у него есть.
[indent]— Так вот какого ты обо мне мнения, — перебивая свой внутренний голос, хмыкает и косится на Римуса Сэлвин, — Не могу решить я польщён или обеспокоен, — посмеивается юноша, — Хочу напомнить, что мне было пятнадцать, — качает головой Аларик, продолжая улыбаться, — И с тех пор я был на одном свидании, — он вновь косится на Люпина, красноречиво кривляясь и на всякий случай уточняя, — Не таком.
[indent]Аларик затихает, переживая молчаливую внутреннюю перепалку. Он хочет что-то его спросить, но в последний момент решает, что это не имеет никакого значения. Учитывая с какой уверенностью Римус ведёт себя с ним, его вопрос скорее риторический, чем необходимый. Тем лучше, кто-то из них должен понимать, что делает — убеждает его голова, в то время пока сердце по-детски закрывает уши, отказываясь знать и представлять с кем, когда и как. Судя по всему, в Сэлвине предостаточно подросткового и собственнического, чтобы приревновать Римуса к чему-то неосязаемому без лица и имени из прошлого; и хватает здравомыслия, чтобы не дать расплывчатой фантазии тело и голос.
[indent]Он позволяет Люпину вернуть их обратно — к Хогсмиду, единожды оборачиваясь куда-то себе за спину, словно давая себе возможность удержать этот вечер на ещё одно мгновение, а затем начать смиренное молчаливое прощание с ним. Не с Римусом, разумеется. С их маленькой, но столь необходимой передышкой, которую он законсервирует, как особенное украшение — снежный шарик, который достают только по праздникам. Или когда праздник очень нужен.
[indent]— Знаю ли я, что заднюю дверь «Сладкого королевства» не запирают? Люпин, ты, видимо, удивишься, когда я скажу тебе, что нет, — щурится Аларик, посмеиваясь и качая головой.
[indent]Забавно, что он с завидной периодичностью думает о нём куда лучше, чем есть на самом деле. Аларик Сэлвин — святая, безгрешная душа, едва ли нарушившая хоть какое-то школьное правило, что уж говорить про взломы бизнеса по-соседству. По крайней мере, такова гласящая легенда, а всё остальное как будто бы ненужная мишура.
[indent]Сэлвин послушно хватается его плеча и, подняв трость над полом, ступает так тихо, как только может. Он пытается прищуриться, чтобы разглядеть цветной декор магазина — бесполезно. В темноте его зрение различает только редкий блеск обёрток в ночном свете и упрямо двигающий их вперёд силуэт Римуса. 
[indent]— Серьёзно? — шепчет Аларик с улыбкой сквозь осуждение, когда слышит падающие в карман Люпина конфеты.
[indent]На мгновение он готов остановиться и отсчитать несколько монет за украденное. Увы. В его арсенале только чековая книжка, а светить своим полным именем на месте преступления — тот ещё ход конём от новичка. И ему приходится смириться. Не без тяжёлого вздоха полной грудью. Может быть, он просто когда-нибудь зайдёт к ним и оставит эти несчастные несколько сиклей, висящие грешным грузом над душой.
[indent]Когда ноги нащупывают плотную землю под ботинками, он вдыхает полной грудью, морщась от забивающего нос запаха пыли, сырости и старого камня. Вспышка света из палочки Римуса освещает длинный, кажущийся бесконечным тоннель. Аларик бросает на него беглый взгляд, хмыкая какой-то мысли под нос, и шагает следом за юношей. За все семь лет, проведённые в замке, он так и не удосужился изучить его вдоль и поперёк, как сделал это Люпин. А он ещё что-то говорит про детское упрямство и невыносимость.
[indent]— Сколько вообще таких тоннелей идёт к школе? — спрашивает Сэлвин, не сомневаясь, что скорей всего получит свой ответ.
[indent]Ему нравится — просто следовать за ним, в доверчивой тишине, будто ему открыли доступ к чему-то сокровенному, личному. Он и тогда, ещё подростком, подмечал в Люпине эту природную ловкость, умение пробираться туда, куда другим вход будто бы заказан. С тех пор восхищение никуда не делось. С таким чутьём ему бы, да в разведчики. Правда, стоит мелькнувшей в сознании идеи как следует пустить корни, Аларик хмурится. А вот и оно — пагубное влияние приближающейся с каждым осторожным шагом атмосферы замка. Забыть про существование расползающейся по всей Британии войны было настоящим подарком. Жаль, недолговечным.
[indent]Постепенно воздух перестаёт быть плотным и густым, и когда Люпин начинает замедляться, Аларик уже знает, что их время неумолимо подходит к концу. Что, впрочем, не мешает присаживающемуся на одно колено юноше выбить из него очередной скачок пульса. Он толком и не понимает отчего вдруг краснеет. Просто пялится на него снизу вверх и, не найдя занятия свободной руке получше, ударяет увлечённого картой Римуса пальцем по кудряшке. Он даже нарочно задирает голову к потолку, когда тот отвлекается. Что? Кто-то дёрнул его за прядку? Не может быть, небось неугомонные привидения разыгрались ближе к полуночи.
[indent]— Это начинает походить на попытку поставить какой-то своеобразный рекорд. Как много наказаний мы сможем собрать, прежде чем выпустимся. Часики тикают. Вперёд, — хмыкает Аларик и чуть смягчается, качая головой, — Меня преследует одна и та же мысль под конец каждого года. Я не могу поверить, что наконец-то это случится. Чёртовы лестницы. Мне больше никогда не придётся подниматься из своей гостиной в Астрономическую башню, — на его лице загорается тёплая улыбка, — Хотя иногда на них можно было найти исключительную компанию, — Сэлвин косится исподлобья, надеясь, что не придётся объяснять про какую компанию идёт речь.
[indent]Впрочем, при всём уважении к лестницам и десяткам протянутых шоколадок кудрявым мальчишкой, он найдёт его и без винтовых испытаний. А если Римус позволит, то вовсе поселится с ним под одной крышей, чтобы больше никогда не прощаться. Он терпеть не может эти прощания.
[indent]Прямо как сейчас.
[indent]Аларик видит, что время закончилось во взгляде, чувствует в аккуратном поцелуе. Голова бунтует, отказываясь соглашаться на конец здесь и сейчас. И пускай волшебник уступчиво отстраняется, всё внутри продолжает сопротивляться. Он только-только ощутил себя не школьником, нельзя же возвращать его в плачевную реальность, где это всё ещё его статус на ближайшие недели, так безжалостно быстро.
[indent]И сознание находит лазейку так скоро, как её предоставляют.
[indent]Полу-смеющийся шёпот Римуса застаёт его врасплох, вынуждая шею покрыться мурашками от волны неосторожного щекочущего дыхания. В глазах Сэлвина — темнота, но ему не нужен ни свет от палочки, ни даже из прорези в гобелене, чтобы отыскать виновника разряда в сердце. Он чувствует его тёплое присутствие и запах каждой клеточкой тела, не пробуя всмотреться в темноту.
[indent]Есть в этом что-то особенное — в мрачной вуали, скрывающей весь тоннель и его двух случайных гостей от всего мира. Как будто вместе с пропавшим светом Аларик выпрашивает последние несколько минут. И чёрт возьми он не собирается растрачивать их на свои неловкие ужимки и стеснённые взгляды прочь.
[indent]Сколько. Можно. Шептать. Ему. В уши.
[indent]— Ты, — звучит так, словно он собирается ему врезать, — достал меня, — выплёвывает Аларик шёпотом.
[indent]Почти врезать. По губам. Собой. Правда, прежде чем найти его лицо, Сэлвин хватается за свитер и твёрдым движением толкает его назад — к стене, в которые Римус так любит вбивать Аларика в свободное от уроков время. Он не уверен, что отпускает трость с должной аккуратностью. По коридорам не раздаётся громкого стука тяжёлой рукоятки — или он просто её не слышит за грохочущим сердцем — и это последнее, о чём Сэлвин беспокоится, прежде чем посвящает себя ответу за все остановки сердца за прошедшие несколько часов.
[indent]Это ведь так весело: целовать его во все открытые участки кожи, выдыхать рядом с виском, чтобы было слышно, зажимать в углах и потом наигранно удивляться почему вдруг Аларик так раскраснелся. Сколько можно измываться над ним, будто проверяя на прочность, так и не попробовав собственное лекарство? А ведь Аларик абсолютно не жадный — поделиться с ним впечатлениями ему только в радость.
[indent]О, и он делится.
[indent]С рвением больного синдромом отличника, о котором предупреждал его Аларик, он оставляет обрывистые нарочно неаккуратные поцелуи везде, где позволял себе бывать Римус. Словно мстит. Словно. Ладони находят своё место на бедрах и спине юноши следом, прижимая его ближе, сильней, в надрывной попытке выбить из него что-то, способное успокоить раздражённое сердце Сэлвина. Он тоже что-то может. Заставить его задыхаться, например. И следуя светлой надежде получить своё, он пользуется вечно выправленной из штанов рубашкой Люпина, обнимая его так же, как и раньше, только без преграды из ткани.
[indent]Чего Аларик не ожидает — а стоило бы, опираясь на собственный опыт — это то, что первым задохнется он сам. Ему достаточно почувствовать обжигающее пальцы тепло прямо под подушечками пальцев, и сердце юноши делает предсмертный кульбит. Он толком не скажет как долго он выдерживает свою гениальную «издёвку», прежде чем сбегает с места преступления, не забыв поправить рубашку Римуса выверенным аккуратным рывком вниз — за оба уголка.
[indent]В тишине раздаётся звучный выдох.
[indent]— Как-нибудь надо будет обязательно повторить. Пойдём? — вероятно, его голос звучит и в половину не так уверено, как хотелось бы, но и этого достаточно.
[indent]Продолжая бороться с ударами пульса в горле, Аларик находит брошенную на произвол судьбы трость, поправляет горлышко рубашки и даёт Люпину пространство, будто побаиваясь, чем ему откликнется сегодняшняя выходка. Он двигается к выходу достаточно уверено, понадеявшись, что узнает об этом хотя бы не сегодня и не здесь. Весь остальной путь, вплоть до гостиной Слизерина, он перекладывает на юркие плечи Люпина.
[indent]Молча Аларик следует за ним, изредка врезаясь в волшебника собой. То ли нарочно, то ли задумываясь и прокручивая весь вечер, как новую любимую пластинку. От начала до конца и по-новой по кругу. Обычно тягучая вредная дорога в подземелья с лестницами, лестницами и ещё лестницами оказывается пугающе короткой. И когда они оказываются у резных деревянных дверей, поблескивающими в свете зажженных факелов, как чешуйки змеи, Сэлвин заметно теряется. Будто не ожидал, что их путь действительно закончится у его гостиной.
[indent]— Спасибо, что проводил, — говорит он тихо-тихо, рассчитывая, что острый слух Римуса разберётся, — и вообще... за всё, — улыбается Аларик.
[indent]Почти невесомо он касается тыльной стороны ладони Римуса.
[indent]— Не знаю, как бы я пережил эту неделю, если бы не ты, — шепчет Сэлвин, не вдаваясь в подробности и без того понятных деталей.
[indent]И это не преувеличение. Он говорит со всей искренностью и, главное, верит в каждое своё слово. Потому что правда в том, что если бы не Римус — его письмо, его присутствие, само знание, что где-то здесь он есть и ждёт — Аларик, возможно, так и не вернулся бы в Хогвартс после той ночи. Именно это тихое, упорное «я рядом» стало храбростью, которой у него самого уже не оставалось.
[indent]Аларик оставляет мягкий осторожный поцелуй между щекой и уголком губ, встречаясь с ним взглядами и растягивая их последнее мгновение вместе, прежде чем придётся расходиться, на парочку дополнительных секунд.
[indent]— Спокойной ночи, — он подаётся чуть вперёд и шепчет его любимое, — Римус.
[indent]Он отпускает его нехотя, но всё же отпускает. А затем неторопливо подходит под золотую арку, похожую на ползущего змея, вслушивается в абсолютную тишину коридора и произносит:
[indent]— Aliquis Erat Hic, — с тихой ухмылкой, он косится на Люпина через плечо, подозревая, что тот узнает кто приложил свою руку к последнему паролю в этом году.
[indent]Кто-то был здесь.
[indent]Они были. Будут. Ещё какие-то несколько недель, а затем навсегда покинут когда-то родные, когда-то ненавистные стены школы. Они несут в себе так много и сколько всего ещё увидят. И сколько бы Аларик ни жаловался на лестницы Хогвартса, он никогда не перестанет быть ему благодарен. За всё. За сегодня. За Римуса Люпина — мальчишку, который так отчаянно сопротивлялся оставаться в его жизни, чтобы, в конечном итоге, поселиться в сердце и изменить его под самое основание.
[indent]Аларик пробирается в спальню незамеченным и, когда наконец падает в постель, засыпает быстрее, чем успевает подумать о прожитом вечере. Впервые с ночи четверга он спит до самого утра, не просыпаясь от кошмаров.

Подпись автора

'cause i feel the pull, water's over my head

⎯⎯⎯⎯   S T R E N G T H   E N O U G H   F O R   O N E   M O R E   T I M E ,   R E A C H   M Y   H A N D   A B O V E   T H E   T I D E   ⎯⎯⎯⎯
i'll take anything you have, if you could throw me a line