— Я долго это терпел! Езжай туда, где волшебники не занимаются подобными вещами. Может, сестра тебя лучше уму-разуму научит. Видимо, я слишком мягок к тебе.
  — Но папа! Мама!
  — Возражения не принимаются! Тебе уже двадцать: в твоем возрасте сестры взялись за головы, а не в облаках летают, да еще и это, — он указывает рукой в окно в сторону теплиц, а после нервно потирает лоб, шатая головой, — Не такой мы тебя растили, Юнона Брук, — тихо произносит он, а после обращается к супруге, — Где ее не-маговские документы? Она вылетает завтра же.
  У нее ведь и толком нет теплых вещей - как же она выживет в суровой шотландской зиме?
  В ту ночь девушка плакала в подушку от обиды и жалости к самой себе, не понимая за что ей такое серьезное наказание. Ну выкурила она один «косяк», дабы более страстно и увлеченно работалось на занятии с профессором – что с того? »Предки» все еще живут в прошлом тысячелетии, не понимают, что такое настоящий кайф и самовыражение. Интересно, что бы они сделали, узнай больше.
  Наутро Юна в маленькую сумочку с расширяющими чарами сложила свои вещи – те, которые домовику запретили собирать, потому что принадлежали ее хипповской жизни. Приведя себя в порядок, она с гордо поднятой головой спустилась вниз и, пройдя мимо столовой, где уже завтракали родители, остановилась у входной двери, где ждали ее чемоданы.
  — Ваш завтрак стынет, мисс Маккензи, — с поклоном произнес эльф, появившись подле волшебницы.
  — Раз меня выгоняют, то не будем оттягивать неизбежное. Так и передай, — не оборачиваясь, ответила Юнона, увлеченно разглядывая такой интересный дверной наличник.
  — Не устраивай цирк! — громогласно крикнул из столовой Рой. Было слышно с каким раздражением он кидает вилку с ножом о тарелку, со скрипом отодвигает стул и вот уже несется к ней через всю гостиную, а за ним и Аделайн, еле поспевая за супругом.
  Поджилки затряслись, но девушка плотно сжала губы и продолжила держать лицо, обернувшись к родителям.
  — Хочешь идти? Идем!
  — Рой, не спеши, — женщина встает между ними и обращается к Юноне, — Помни, что мы тебя любим и хотим тебе только добра, — сказала она, крепко обнимая дочь.
  А как же, — подумала девушка, не ответив матери даже взаимным объятием – так она была зла и обижена на своих родителей. Юна, как избалованный великоростный ребенок не хотела слушать никого.
  После в молчании они с отцом вышли из дому и не проронили ни слова до самого аэропорта, где отец, после сдачи багажа, давал последние наставления непутевой дочери.
  — Остара встретит тебя в аэропорту. И она в курсе, почему ты прибываешь в Шотландию.

  С тех пор прошло две недели.
  Каждый день был похож на предыдущий и Юнона была готова на стену лезть от скуки. Даже холод казался не таким ужасным, по сравнению с тем, что она находится в ссылке. Не в гостях летом, как это обычно бывает, а именно в ссылке. И младшая Маккензи всем своим видом показывала, как ей здесь плохо и как сильно она хочет домой. С тетушкой Айви она разговаривала нехотя после того, как та не поддержала ее обиды на Роя. Даже Остара думала так же. Хотя почему «даже»? Она всегда была на стороне отца – так считала Юна.
  Так Ю чувствовала себя никому не нужной, не понятой брошенкой, отчего замок становился еще огромней и холодней.
  Иногда, за трапезой она пыталась поднять разговор о важных жизненных ценностях, что, в первую очередь, пропагандируются средь молодежи новой формации – хиппи. Но как только дело заходило о насилии, войнах и инструментах, что подпитывают их – Маккензи ощущала нарастающее недовольство со стороны слушателей. Это обижало ее и она замолкала. Но однажды, сидя с сестрой в гостиной у камина, она не остановилась:
  — И знаешь, что самое ужасное? Мне все время приходится скрывать даже не то, что я волшебница – нет, нас таких много, да и все мы привыкли к этому, а то, чем занимается наша семья. Только представь какой это ужас! Вот я, которая пропагандирует ненасилие и мир, — Юна показывает руками на себя, — и вот семья, которая как раз войнами и зарабатывает! — поднимает руки вверх, будто охватывая все, чем владеют Маккензи. После длинных речей в горле пересохло и, сделав паузу, потянулась за чашкой горячего эггнога и сделала глоток. Она видела, как сестра уже теряет какое-либо терпение, но уже мало что могло остановить Юнону.
  — Неужели нельзя заняться чем-то более достой..? — прервавшись на полуслове, девушка закашлялась, подавившись напитком.